Васька заклеил письмо, потянулся за гитарой… По пути к гитаре он встретил Юлин просительный взгляд, но сделал вид, что не заметил его, и тихонько все-таки затренькал. Тренькал он Асадова, свою музыку, которую приладил к стихам. С Асадовым у него не получалось — буксовал на припеве и тоненьким, не дотягивающим голосом снова и снова заводил припев.
Юля, вздохнув, продолжал необязательную свою работу: сортировал электроды на сухие и влажные, хотя сухих был непочатый ящик.
Билов, поплевав на пальцы, дотронулся до чайника, потом без опаски приложил к нему ладонь и поматерил электрика. Васька, соблюдая невозмутимость, снисходительно взглянул на Билова.
— И так не кипит, да еще Асадов!.. — забывшись, огрызнулся Билов.
— Ты чай кипяти, понял? — сквозь зубы процедил Васька.
— А чего? — со своего насеста проскрипел Глеб. — Хороший писатель, нежный…
— И этот туда же, — под нос себе прошипел Билов и выстраданно поднял глаза к потолку.
— …А чего?.. Красиво звучит, и слова хорошие — про девушку, чтоб не отдыхала с кем ни попадя… Человека сперва узнай поближе, а уж тогда временно… Юля вот со своей балериной отдохнул, не узнавши, — я ему еле лекарство добыл… — Он вдруг вспомнил, что сейчас Юлю трогать нельзя, оборвал мысль. — А тебя, Билов, чем песня не устраивает?
— Пошло, Глебушка.
— Асадов ему — пошло, а сам со своей дудкой!.. — Васька презрительно усмехнулся.
— …А чего «пошло»?.. Я с этим не согласен. Человек, видать, взрослый, пожилой, он вас, пацанов корыстных, поучит хоть временно, а то так дураками и подохнете. Соня твоя послушала бы чуток Асадова, — глядишь, и рожать не намерялась.
В окошко постучали… Юля выглянул и почему-то встал.
— Та-а-ак, балдеем?! На гитаре играем?.. — Кареев сел на табуретку и обвел взглядом всех четверых. — Ну вот что, дорогие москвичи… — Он сделал передышку. — К утру чтобы вами здесь не воняло! Вопросы?
— Умер? — Юля опустился на койку.
Кареев посмотрел на него:
— Живой… Пока. Михайлов — ты? Ты с ним на мосту был?
— Ну моли Бога, чтоб жив остался!
Кареев хлопнул дверью, с чайника слетела крышка.
— Денежки тю-тю! — Васька ладонью стукнул по гитаре. — И отпуск полетел.
— Чай будет кто? — Билов поднял крышку с пола.
— Говорил, не получится… — подал голос Глеб. — И плиты кое-как поставили, и человека почти до смерти убили…
Юля выскочил из вагончика.
— Не психуй! — вдогонку ему крикнул Васька. — Слушаться надо было!..
— Что делать, Вась? — несмело спросил Билов.
— Откуда я знаю?! Спать. — Васька засунул гитару в чехол. — Свет туши.
Билов щелкнул выключателем.
— Э-это… если не помер, мол… надо ему завтра гостинец… Смотри-ка… восемь метров… в камни… Возраст уж больно ломкий… — тихо рассуждал в темноте Глеб.
— Спи, Глеб. Про себя переживай.
… — Зайти, что ль? — сказал Васька утром, показывая на вагончик Кареева.
— Не на-а-а-до… — жалостно протянул Юля.
— Он тебя что, в гости звал временно? — поддержал Юлю Глеб. — Сваливать велел. Правильно велел. К Егорычу зайти и на дорогу — машину ловить.
— Зайди, Вась, — вдруг осмелел Билов. — Может, хоть сколько выпишет. Вдруг.
— Не позорьтесь, пацаны корыстные, — забубнил Глеб. — С нас не взяли — и слава богу!.. Это разве работа — как мы плиты поставили?.. С весны в пазухи вода надавит, подмоет: все закладные порвет… На соплях… сварка-то…
Васька все-таки постучал в дверь. В вагончике трещал телевизор. Кареев сидел за столом спиной к экрану, курил. Напротив него — молодая женщина с выгоревшими светлыми волосами.
— Ну? — полуобернувшись, буркнул Кареев. — Чего еще? Постели сдали?
— Сдали, — сказал Васька.
— Привет столице! — Кареев, не глядя на Ваську, потряс над головой рукой. — Все. До свидания.
— Может, на другом участке есть работа?
— Может, и есть, — выпустил дым Кареев. — Только не для вас.
— А чего, Рафа? — спросила женщина. — Чего случилось?
— Потом расскажу, — раздраженно отмахнулся Кареев. — Не хотел их брать — как чувствовал… Павла знакомые… — И, резко обернувшись, спросил: — Почему Михайлов написал, что Курнашев трезвый был? Он же бухой был?!
— Не знаю… Говорит, трезвый…
— Трезвый? Ну и мотайте!
— Погоди, Раф, а может, они мне подойдут?
— Тебе? — Кареев пожал плечами. — Не знаю… Тебе, может, и ничего…
— Сколько вас? — женщина повернулась к Ваське.
— Четверо.
— А проку… — Кареев усмехнулся. — Хотя, если свинарник…
— Коровник, — глядя на Ваську, поправила женщина. — Каменщики есть?
Читать дальше