Да, грустно было сознавать, что «единственный оставшийся в живых карельский паданский парень» уже не сможет рассказать, как и при каких обстоятельствах погиб отряд «Мстители».
Сам он пал последним. Пусть произошло это не 8 августа 1942 года на героической безымянной высоте, а через год, на черном болоте возле паданской дороги, но погиб он по-партизански, с оружием в руках.
Нет, не бежал он ни в Швецию, ни в США, как легко вообразил себе Аксели Оллила, не затаился в плену, пережидая лихое время….
Он уже не может быть свидетелем. Но судьба его становилась как бы олицетворением чести своего отряда. Ведь отряд погибает не тогда, когда погибает командир, а тогда, когда падает сраженным последний боец.
Алексей Грябин был последним…
От того, как он оказался в плену, как вел себя в лагере, как совершил побег, где достал финскую форму и оружие, чем было продиктовано отчаянно рискованное появление троих беглецов в селе, занятом противником, зависело очень многое для понимания души этого парня, судьба которого невольно падала светом или тенью на весь отряд.
Значит, нужно было заниматься побегом.
Требовались не только пересказы и воспоминания, которые из-за давности лет уже обильно сдобрены чертами легендной красивости или субъективными аберрациями памяти, — а какие-то документальные свидетельства из того времени.
3
Оказалось, что в 1966 году о семье Грябиных писалось в карельской республиканской газете «Комсомолец». Заслуженный артист республики, кантелист Максим Гаврилов в короткой заметке «Сердце матери» рассказал, как во время гастролей в Паданах он был устроен на ночлег в доме крестьянки Анны Яковлевны Грябиной, там обратил внимание на довоенную фотографию, поинтересовался, кто эти молодые ребята на снимке, и в ответ старая женщина поведала ему о судьбе погибших во время войны сыновей — Николая и Алексея. Старший погиб в последние дни войны в Германии, а младший партизанил в родных краях, и его история изложена автором заметки чуть подробнее:
«Однажды, выполняя задание, Алексей был схвачен врагами и заключен в концлагерь. Но юноша не мог смириться. В мае 1943 года, переодевшись в форму вражеских офицеров, он и несколько других военнопленных, захватив оружие, бежали из лагеря. Алексей хотел добраться до родных паданских мест и уничтожить вражеский штаб. Буквально на глазах у вражеских солдат ему с тремя товарищами удалось переправиться через реку в Паданы. Они установили местонахождение штаба и наметили план операции по его уничтожению. Нашлись предатели, которые узнали в чужой форме Алексея Грябина. Оккупанты окружили юных патриотов и расстреляли их из пулеметов».
Не берусь судить, насколько точно изложил Максим Иванович Гаврилов рассказ матери. Возможно, и она для понятности и яркости упомянула такие детали, как намерение сына «уничтожить вражеский штаб» или «нашлись предатели»… Если так, то это были ее догадки. Сама Анна Яковлевна в тот раз с живым сыном не встречалась и знать о его намерениях не могла.
Но скорее всего, эти детали появились в процессе подготовки заметки к печати, ведь без «уничтожения вражеских штабов» или «подлой роли предателей» в ту пору не обходилась ни одна публикация о партизанах и подпольщиках.
Версия оказалась живучей — мне довелось самому услышать ее, когда летом 1986 года беседовал со старожилами села. Конечно же газетная заметка не только «оживила», но и узаконила ее: печатному слову у нас привыкли верить…
После долгих поисков наконец-то удалось с помощью работников карельского облпартархива найти свидетельство и самой Анны Яковлевны.
В одном из фондов хранится запись воспоминаний А. Я. Грябиной «Жизнь в неволе». К сожалению, не оригинал, а машинописная копия — без подписи, без указания, кто и когда записывал. Вероятнее всего, запись сделана сразу после войны, когда карельские историки в течение ряда лет предпринимали экспедиции по сбору материалов о партизанах и подпольщиках, о жизни советских людей в оккупации. Предполагалось издать сборник, но он так и не вышел в свет.
К еще большему сожалению, машинописная копия оказалась уже отредактированным и литературно обработанным вариантом. Но и он дает представление, как воспринимала Анна Яковлевна все случившееся с ее младшим сыном.
«Был у меня сын Алексей, на меня похожий. До войны он окончил в Паданах 7 классов и уехал учиться в ФЗУ в г. Беломорск. Сказывали, что оттуда сын ушел в партизанский отряд. Позже выяснилось, что мой Алешенька в бригаде Ивана Антоновича Григорьева воюет с финнами. Летом 1942 года бригада ходила в поход, в тыл к финнам в Сегозерский район. Когда партизаны пришли в тыл, финны метались, как звери в клетке. И мы знали, что в районе есть партизаны. Чуяло мое сердце, что мой сын вместе с партизанами ведет неравный бой. Вдруг узнаю, что он попал в плен.
Читать дальше