Гарди Томас - Мэр Кэстербриджа - английский и русский параллельные тексты

Если в маленькой группе и раздавались чьи-то голоса, то это был лишь шепот женщины, время от времени обращавшейся к ребенку, крохотной девочке в коротком платьице и голубых вязаных башмачках, и ответный лепет ребенка. The chief-almost the only-attraction of the young woman's face was its mobility. Главной, если не единственной привлекательной чертой в наружности молодой женщины была подвижность ее лица. When she looked down sideways to the girl she became pretty, and even handsome, particularly that in the action her features caught slantwise the rays of the strongly coloured sun, which made transparencies of her eyelids and nostrils and set fire on her lips. Когда она искоса поглядывала вниз, на девочку, она становилась хорошенькой, даже красивой, -жаркие лучи палящего солнца освещали сбоку ее живые черты, отчего веки и ноздри ее казались прозрачными, а губы пылали огнем. When she plodded on in the shade of the hedge, silently thinking, she had the hard, half-apathetic expression of one who deems anything possible at the hands of Time and Chance except, perhaps, fair play. Когда же, задумавшись, она молча брела в тени зеленой изгороди, лицо ее принимало суровое, почти апатичное выражение, какое бывает у человека, ожидающего от Времени и Случая всего, кроме, быть может, справедливости. The first phase was the work of Nature, the second probably of civilization. Первое выражение было у женщины от природы, второе, вероятно, являлось плодом цивилизации. That the man and woman were husband and wife, and the parents of the girl in arms there could be little doubt. Вряд ли у кого-нибудь могли возникнуть сомнения в том, что эти мужчина и женщина -муж и жена и родители маленькой девочки. No other than such relationship would have accounted for the atmosphere of stale familiarity which the trio carried along with them like a nimbus as they moved down the road. Только такими родственными узами и можно было объяснить атмосферу семейной близости, которая, подобно нимбу, окружала путников, бредущих по дороге.

The wife mostly kept her eyes fixed ahead, though with little interest-the scene for that matter being one that might have been matched at almost any spot in any county in England at this time of the year; a road neither straight nor crooked, neither level nor hilly, bordered by hedges, trees, and other vegetation, which had entered the blackened-green stage of colour that the doomed leaves pass through on their way to dingy, and yellow, and red.	Жена почти все время упорно, хотя и без особого интереса, смотрела вдаль, - собственно говоря, такой пейзаж можно было увидеть в эту пору года едва ли не в любом уголке любого графства Англии: дорога была не совсем прямая, но и не извилистая, не ровная, но и не холмистая, окаймленная кустами и деревьями того тускло-зеленого цвета, какой приобретают обреченные листья, прежде чем стать грязно-серыми, желтыми или красными.
The grassy margin of the bank, and the nearest hedgerow boughs, were powdered by the dust that had been stirred over them by hasty vehicles, the same dust as it lay on the road deadening their footfalls like a carpet; and this, with the aforesaid total absence of conversation, allowed every extraneous sound to be heard.	Трава у обочины и ближайшие ветви кустов были припудрены пылью, которой осыпали их мчащиеся мимо повозки, - той пылью, что лежала на дороге, заглушая, словно ковер, шум шагов; и благодаря этому, а также упорной неразговорчивости путников все звуки широкого мира отчетливо доносились до них.
For a long time there was none, beyond the voice of a weak bird singing a trite old evening song that might doubtless have been heard on the hill at the same hour, and with the self-same trills, quavers, and breves, at any sunset of that season for centuries untold.	Долгое время никаких звуков вообще не было, если не считать еле слышного голоса птицы, распевавшей стародавнюю вечернюю песню, которую, несомненно, можно было услышать здесь в тот же самый час и с теми же самыми трелями, каденциями и паузами на закате в эту пору года на протяжении несчетного множества веков.
But as they approached the village sundry distant shouts and rattles reached their ears from some elevated spot in that direction, as yet screened from view by foliage.	Но по мере приближения к деревне они услышали отдаленные крики и шум, доносившиеся с холма, который скрывали от них деревья.
When the outlying houses of Weydon-Priors could just be described, the family group was met by a turnip-hoer with his hoe on his shoulder, and his dinner-bag suspended from it.	Едва вдали показались первые дома Уэйдон-Прайорса, как путникам повстречался огородник, который нес на плече мотыгу для окапывания брюквы; на конце ее болталась сумка с завтраком.
The reader promptly glanced up.	Мужчина, читавший балладу, тотчас поднял глаза.
"Any trade doing here?" he asked phlegmatically, designating the village in his van by a wave of the broadsheet.	- Можно там найти работу? - флегматичным тоном спросил он, указывая листком на видневшуюся впереди деревню.
And thinking the labourer did not understand him, he added, "Anything in the hay-trussing line?"	Полагая, что огородник не понял его, он добавил: - Какую-нибудь работу по уборке сена?
The turnip-hoer had already begun shaking his head.	Но огородник уже замотал головой.
"Why, save the man, what wisdom's in him that 'a should come to Weydon for a job of that sort this time o' year?"	- Господи помилуй, да где же разум у человека, коли он в эту пору вздумал искать такую работу в Уэйдоне?
"Then is there any house to let-a little small new cottage just a builded, or such like?" asked the other.	- А домишко какой-нибудь нельзя здесь снять -пусть совсем маленький, только что выстроенный? - спросил пришелец.
The pessimist still maintained a negative.	Пессимист снова отрицательно мотнул головой.
"Pulling down is more the nater of Weydon.	- В Уйэдоне больше ломают, чем строят.

Читать дальше