Уильям Моэм - Нищий - английский и русский параллельные тексты

Я застрял в Веракрусе. I took a room in the Hotel Diligencias overlooking the plaza, and spent the morning looking at the sights of the town. Заняв номер в отеле "Дилихенсиас" на центральной площади, я провел утро, осматривая местные достопримечательности. I wandered down side streets and peeped into quaint courts. I sauntered through the parish church; it is picturesque with its gargoyles and flying buttresses, and the salt wind and the blazing sun have patined its harsh and massive walls with the mellowness of age; its cupola is covered with white and blue tiles. Послонялся по переулочкам, заглядывая в непривычные моему глазу дворики, побывал в церкви: контрфорсы и причудливые карнизы, увенчанные каменными страшилищами, придают ей живописный вид; соленые ветры и палящее солнце много поработали над ее массивными шершавыми стенами, наложив на них смягчающую печать старины; купол сверкает белыми и синими изразцами. Then I found that I had seen all that was to be seen and I sat down in the coolness of the arcade that surrounded the square and ordered a drink. После этого оказалось, что смотреть больше нечего. Я занял столик под прохладными сводами галереи, окружающей площадь, и заказал виски. The sun beat down on the plaza with a merciless splendour. Солнце обрушивалось на площадь во всем своем безжалостном великолепии. The coco palms drooped dusty and bedraggled. Кокосовые пальмы сникли, покрывшись пылью и грязью. Great black buzzards perched on them for a moment uneasily, swooped to the ground to gather some bit of offal, and then with lumbering wings flew up to the church tower. Большие черные грифы неуклюже опускались на них и тут же срывались вниз, чтобы подхватить с земли какие-нибудь отбросы, а потом, тяжело поднимая крылья, взлетали на колокольню.

I watched the people crossing the square; negroes, Indians, Creoles and Spanish, the motley people of the Spanish Main; and they varied in colour from ebony to ivory.	Я наблюдал за людьми, снующими по площади. Это были негры, индейцы, креолы, испанцы -пестрая толпа побережья Карибского моря, люди самых разных оттенков кожи - от черного дерева до слоновой кости.
As the morning wore on the tables around me filled up, chiefly with men, who had come to have a drink before luncheon, for the most part in white ducks, but some notwithstanding the heat in the dark clothes of professional respectability.	Ближе к полудню столики вокруг меня стали заполняться, главным образом мужчинами, которые зашли сюда пропустить стаканчик перед обедом. Большинство из них были в белых брюках. Но некоторые, несмотря на жару, были облачены в темные костюмы, служившие неотъемлемой частью их профессиональной респектабельности.
A small band, a guitarist, a blind fiddler and a harpist, played ragtime and after every other tune the guitarist came round with a plate.	Маленький оркестр - гитарист, слепой скрипач, арфистка наигрывал танцевальные мелодии. После каждых двух номеров гитарист с тарелкой в руках обходил столики.
I had already bought the local paper and I was adamant to the newsvendors who pertinaciously sought to sell me more copies of the same sheet.	Я уже купил местную газету и проявлял несгибаемую твердость перед упорными попытками газетчиков навязать мне еще несколько экземпляров ее же.
I refused, oh, twenty times at least, the solicitations of grimy urchins who wanted to shine my spotless shoes; and having come to the end of my small change I could only shake my head at the beggars who importuned me.	По меньшей мере двадцать раз я отказался от услуг чумазых мальчишек, желавших почистить мои и без того сверкавшие туфли, а так как в конце концов у меня не осталось мелочи, я только покачивал головой в ответ на назойливые приставания нищих.
They gave one no peace.	От них не было спасения.
Little Indian women, in shapeless rags, each one with a baby tied in the shawl on her back, held out skinny hands and in a whimper recited a dismal screed; blind men were led up to my table by small boys; the maimed, the halt, the deformed exhibited the sores and the monstrosities with which nature or accident had afflicted them; and half-naked, underfed children whined endlessly their demand for coppers.	Индианки в бесформенных лохмотьях, каждая с ребенком, завернутым в шаль и привязанным за спиной, протягивали пергаментные руки и клянчащим голосом рассказывали одну и ту же печальную историю; маленькие мальчики подводили к моему столу слепцов; больные, увечные, калеки демонстрировали язвы и уродства, которыми наградила их природа или несчастный случай; без конца хныкали, выпрашивая медяки, полуголые голодные детишки.
But these kept their eyes open for the fat policeman who would suddenly dart out on them with a thong and give them a sharp cut on the back or over the head.	Все они боялись толстого полицейского, который время от времени выныривал откуда-то и начинал хлестать их плеткой по спине и по голове.
Then they would scamper, only to return again when, exhausted by the exercise of so much energy, he relapsed into lethargy.	Тогда они бросались от него врассыпную, но возвращались обратно, как только он, обессилев от столь непомерного напряжения, снова впадал в летаргию.

But suddenly my attention was attracted by a beggar who, unlike the rest of them and indeed the people sitting round me, swarthy and black-haired, had hair and beard of a red so vivid that it was startling.	Внезапно я обратил внимание на нищего, резко отличавшегося от всех других, да и от людей, сидевших вокруг меня - смуглых и черноволосых, -цветом своих ослепительно рыжих волос и бороды.
His beard was ragged and his long mop of hair looked as though it had not been brushed for months.	Он не расчесывал их, наверное, уже несколько месяцев, борода его свалялась, длинные патлы на голове торчали во все стороны.
He wore only a pair of trousers and a cotton singlet, but they were tatters, grimy and foul, that barely held together.	На нем не было ничего, кроме брюк и бумажной фуфайки, но таких засаленных и драных, что непонятно было, почему они еще не развалились.
I have never seen anyone so thin; his legs, his naked arms, were but skin and bone and through the rents of his singlet you saw every rib of his wasted body; you could count the bones of his dust-covered feet.	Никогда не приходилось мне видеть такой худобы; его ноги, его обнаженные руки были кожа да кости, сквозь дыры в фуфайке проглядывали резко очерченные ребра, а на покрытых пылью ступнях можно было сосчитать все косточки.
Of that starveling band he was easily the most abject.	Среди всех этих жалких подобий человека он выглядел самым несчастным.
He was not old, he could not well have been more than forty, and I could not but ask myself what had brought him to this pass.	Он не был стар, ему вряд ли перевалило за сорок, и я невольно задумался над тем, что же могло довести его до такой жизни.
It was absurd to think that he would not have worked if work he had been able to get.	Трудно было предположить, что он не стал бы трудиться, если бы мог достать работу.
He was the only one of the beggars who did not speak.	Единственный из всех нищих на площади, он молчал.
The rest of them poured forth their litany of woe and if it did not bring the alms they asked continued until an impatient word from you chased them away.	Все остальные вопили о своих страданиях и, если это не приносило подаяний, продолжали клянчить до тех пор, пока их не отгоняли грубым окриком.
He said nothing.	Этот не произносил ни слова.
I suppose he felt that his look of destitution was all the appeal he needed.	Он, вероятно, понимал, что его фигура лучше всяких слов говорит о его бедности.
He did not even hold out his hand, he merely looked at you, but with such wretchedness in his eyes, such despair in his attitude, it was dreadful; he stood on and on, silent and immobile, gazing steadfastly, and then, if you took no notice of him, he moved slowly to the next table.	Он даже не протягивал руки, а просто смотрел на вас, и в глазах у него было столько отчаяния, вся его поза выражала такую безнадежность, что становилось страшно. Он стоял и стоял, молча и неподвижно, а затем, если на него не обращали внимания, медленно переходил к следующему столику.
If he was given nothing he showed neither disappointment nor anger.	Если ему не подавали ничего, он не выказывал ни разочарования, ни злобы.
If someone offered him a coin he stepped forward a little, stretched out his clawlike hand, took it without a word of thanks and impassively went his way.	Когда ему подавали монету, он делал небольшой шаг вперед, протягивал руку, похожую на когтистую лапу птицы, без слова благодарности брал деньги и все так же безразлично двигался дальше.

Читать дальше