Иван Головня: Следы ведут в прошлое

– Целых две новости, а он до сих пор молчит! – укоризненно качает головой Галина Федоровна. – Выкладывай поскорее.

– Первая – приятная, – подняв в руке коня и думая, куда его поставить, тянет с ответом Галич-старший и, лишь сделав ход, продолжает как бы между прочим: – Хорошо известный тебе сыщик Галич Александр Иванович представлен начальством к очередному званию. Можешь поздравить!

– Откуда ты знаешь? – удивляется сын.

– Не имей сто рублей… Твой начальник порадовал старика.

– Рано еще поздравлять, – смеется Александр. – Представление еще не присвоение – могут и передумать.

– Пусть попробуют! – с деланой суровостью говорит Галина Федоровна. – Должен же ты когда-нибудь перегнать отца.

– Догонит и перегонит! – усмехается Иван Семенович. – У него вся жизнь впереди.

– «Вся жизнь впереди – надейся и жди», – напевает Галич-младший, переставляя ферзя.

– А какая же вторая новость? – настороженно спрашивает Галина Федоровна.

– Вторая не очень приятная… – Галич-старший бесцельно вертит в руке выигранную пешку, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. – В общем, давняя история. Вернее, ее конец. – Обращаясь к сыну, он неожиданно спрашивает: – А знаешь ли ты, Санька, что мне предстоит быть свидетелем по делу твоего «приятеля», бывшего директора винзавода Бондарука?

– То есть как… свидетелем? – удивленно смотрит на отца Александр. – Ты-то какое имеешь к нему отношение?

– Оказывается, самое непосредственное, – начинает Иван Семенович. Спохватившись, что его рассказ может доставить волнение жене, продолжает без особого желания: – Этот Бондарук, как оказалось, вовсе не Бондарук. Его настоящая фамилия – Гнедой. Гнедой Ананий Адамович. А его кличка Лютый. И был этот Лютый руководителем службы безопасности крупной боевки, действовавшей на Станиславщине. Горейко говорит, что дело Бондарука передано в Ивано-Франковский областной комитет госбезопасности.

– Надо же! – качает головой Александр. – Кто бы мог подумать, что под личиной преуспевающего директора скрывается такая птица?

– И все-таки – при чем тут ты? – предчувствуя недоброе, вызванное упоминанием о Станиславщине и бандеровцах, тихо спрашивает Галина Федоровна.

– А при том, что вот этот гостинец, – Галич-старший осторожно похлопывает себя по левой стороне груди, – мне любезно преподнес вот этот самый Гнедой-Лютый-Бондарук, будь он неладен.

Галина Федоровна вздрагивает и заметно бледнеет.

С той навсегда врезавшейся в память поры прошло уже почти сорок лет, но она до сих пор видит мертвенно-бледное лицо мужа, неподвижно лежащего на белой больничной койке. Когда ее впервые пустили к нему в палату, он, с трудом узнав жену, не смог даже улыбнуться – не было сил. Пуля стрелявшего из-за куста бандеровца попала ему в грудь и, едва не задев сердце, застряла в лопатке. Два месяца боролись врачи за жизнь лейтенанта Галича.

– Ты это серьезно, отец? – не может поверить сын. – Неужто возможно такое совпадение? Подобное разве что в книгах встречается…

– Выходит, возможно, – усмехается Иван Семенович. – Но я не все еще рассказал… Крячко, которого лишил жизни Бондарук, тоже не Крячко, а Сулима Петр Николаевич по кличке Филин – проводник, то есть командир, той же боевки и некогда лучший друг Гнедого.

Иван Семенович рассеянно смотрит на шахматную доску, а в его памяти всплывает совсем иная картина.

…Он, двадцатипятилетний лейтенант милиции, во главе группы автоматчиков идет по лесу, тщательно осматривая кусты, дупла деревьев, сломанные ветки, следы на траве. От местных крестьян поступили сведения, что где-то в этой части Сокирнянского леса у бандеровцев имеется схрон. Его необходимо было найти и уничтожить. Обитателей по возможности арестовать.

Внезапно один из милиционеров предостерегающе поднимает руку. Тотчас его сигнал передается по цепи.

– Товарищ лейтенант! – шепотом докладывает милиционер подошедшему Галичу. – Посмотрите вон туда. Похоже, там тропинка.

Парень прав: в траве действительно виднеется едва заметная тропинка, которая пропадает под опустившейся к самой земле раскидистой веткой огромного, в три обхвата дуба. Галич подходит к ветке, осторожно приподнимает ее от земли, тщательно обследует росшую под ней траву. Его старания не пропадают даром – похоже, здесь недавно копали, земля еще не успела засохнуть.

Лейтенант дает знак своим людям окружить дуб и залечь. Сам же вынимает из ножен финский нож и отрезает ветку. Оттащив ее в сторону и взяв у стоящего неподалеку автоматчика саперную лопатку, начинает бесшумно снимать дерн. Вскоре показывается доска.