Иван Головня: Следы ведут в прошлое

– Ты извини, друг, – виновато говорит Галич, – но придется тебе возвращаться без пассажира. Директора повезем мы. Правда, нас он не вызывал, но так получилось…

– Получилось-то получилось… – недовольно ворчит водитель такси. – Только мне от этого не легче. Кто мне заплатит за вызов?

– Ладно, ладно, – говорит миролюбиво высунувшийся из «уазика» Сванадзе. – Не обеднеешь. И таксопарк твой не разорится.

Недовольно посапывая, таксист возвращается назад, разворачивает машину и, обдав Галича и Сванадзе облаком едкого дыма, укатывает восвояси.

Еще издали Галич замечает, что вместо сони-старичка на проходной бодрствует дородная женщина с суровым выражением на мясистом лице. Она встает со своего места и, преградив милиционерам дорогу, строго вопрошает:

– Вы куда?

Вместо ответа Галич протягивает ей свое удостоверение. Женщина придирчиво рассматривает его – читать она, похоже, не умеет – и снова задает вопрос, но уже тверже и требовательнее:

– К кому вам надо?

– К директору.

– Без его разрешения я не могу пустить вас на территорию завода. Он приказал мне предупреждать его, если кто-нибудь посторонний попытается пройти на завод! – самым решительным тоном заявляет вахтерша и направляется к столику, где стоит телефон.

– Не торопитесь! – не менее решительно останавливает ее Галич. – Вы никому не будете звонить. Я запрещаю вам это делать. Тимур Ревазович, – обращается он к Сванадзе. – Останешься здесь, будешь смотреть, чтобы никто не подходил к телефону.

Пока опешившая вахтерша приходит в себя и подбирает подходящие случаю слова, капитан уже шагает по двору винзавода и потому не может слышать ее гневный монолог, обрушившийся на голову несчастного Сванадзе.

В полутемном конторском коридоре Галич несколько секунд стоит, прислушиваясь около двери с табличкой «ДИРЕКТОР», затем без стука резко распахивает ее. У раскрытого сейфа стоит директор завода Бондарук Алексей Дмитриевич и, держа в одной руке вместительный портфель, другой торопливо перекладывает в него из сейфа увесистые пачки денег. И хотя в кабинете вовсе не жарко и к тому же на подоконнике крутится вентилятор, лицо у директора красное, а лоб и нос блестят от обильно выступившего пота.

– Алексей Дмитриевич! – окликает увлекшегося Бондарчука Галич. – Можете не торопиться: эти деньги вам больше не понадобятся.

– Да, да… Не понадобятся… Конечно…

Его правая рука, которой он доставал из сейфа деньги, замирает в воздухе. А далее происходит непредвиденное: рука стремительно скользит в боковой карман пиджака, и Галич и глазом не успевает моргнуть, как черный зрачок пистолета смотрит прямо ему в грудь.

«Вот так директор винзавода! – мелькает в голове опешившего на какое-то мгновение Галича. – Кто бы мог подумать…»

– Руки вверх и не двигаться! – цедит сквозь зубы Бондарук. – Одно лишнее движение – и я продырявлю тебя, щенок, насквозь! А сейчас мы выйдем отсюда вместе и ты…

– Ой, сердце! – вскрикивает вдруг Галич и, схватившись за грудь руками, с перекошенным от внезапной боли лицом медленно оседает на пол. – Скорую…

Бондарук озадаченно смотрит на падающего оперативника, но руку с пистолетом не опускает. В любую секунду он готов нажать на курок. Но… Галич, падая, хватается за края ковровой дорожки, на которой стоит директор, с силой дергает ее на себя, и тот, резко взмахнув руками, грохается на пол. Гремит выстрел, и из потолка брызжут во все стороны осколки штукатурки. А уже в следующую секунду Галич пытается вывернуть директору руку с пистолетом. Но это, оказывается, не так просто сделать: сила у Бондарука медвежья. Ему даже удается выстрелить еще раз. На сей раз пуля попадает в оконное стекло, которое со звоном разлетается вдребезги.

На выстрелы прибегает Сванадзе. Пистолет перекочевывает в его руки, а на запястьях Бондарука защелкиваются наручники.

Целый день припекало солнце, было безветренно и душно. И только к вечеру, когда небо затянулось белесыми тучками и подул свежий ветерок, жара заметно спала.

Спешить особо некуда и, наслаждаясь долгожданной прохладой, Галич неторопливо шагает по городу, читает афиши, останавливается у витрин, заходит в магазины.

В «Гастрономе» он, хотя органически не переносит какой бы то ни было толчеи, встает в очередь за тортами. В цветочном киоске покупает три пышных пиона. Тут же, у киоска, лицом к лицу сталкивается с Верой Марченко.

– Как поживаете, Вера Владимировна?