Иван Головня - Заклятие Лусии де Реаль (сборник)

© Головня И. А., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

28 июня 1685 года в порту Гаваны царило редкое по тем временам оживление. С раннего утра Набережную заполнила большая пестрая толпа горожан. В ней можно было увидеть старавшегося быть осанистым офицера в сверкавшем золотыми позументами мундире и ссутулившегося от беспрерывной работы ремесленника, оставившего на час свою тесную и душную мастерскую, разнаряженную кокетливую даму в сопровождении черного слуги и всему удивлявшуюся судомойку из портовой харчевни в засаленном переднике, с красными, оголенными до локтей руками.

Событием, собравшим столь многочисленную и разношерстную публику, было отплытие в далекую Испанию так называемого Серебряного флота. Предстояло впечатляющее зрелище, которое можно было увидеть раз в году и которое никого не могло оставить безучастным.

Флот теснился в напоминавшей мешок гавани. Он насчитывал до четырех десятков судов. Большей частью это были громадные, неуклюжие и богато отделанные галеоны, похожие не то на причудливые плавающие крепости, не то на роскошные дворцы. Их мачты украшали безжизненно повисшие из-за отсутствия ветра пестрые флаги. Вместительные трюмы галеонов были набиты золотом, серебром, изумрудами, пряностями, кошенилью, отборным красным деревом и прочими редкими и ценными товарами, которые на протяжении года свозились в Гавану со всех уголков Нового Света и вот теперь отправлялись в метрополию. То есть в Испанию.

Между судами беспрерывно сновали шлюпки с дюжими гребцами. На шлюпках переправляли на галеоны отъезжавших на родину пассажиров, развозили пакеты с приказами и устные распоряжения.

Часам к десяти с едва видневшихся на юго-западе гор Сьерра-де-лос-Органос подул свежий ветерок. Поверхность воды в гавани покрылась мелкой рябью, флаги на мачтах ожили, зашевелились, на Набережной осторожно зашелестели листья пальм.

На флагманском судне был поднят сигнал, и тотчас на палубах галеонов засуетились матросы. Понукаемые офицерами, они выбирали якоря и ставили паруса. Вскоре одно за другим суда начали медленно вытягиваться из гавани через длинный и узкий, похожий на горлышко бутылки из-под рома проход на внешний рейд.

И только на галеоне «Сан Антонио» не спешили ставить паруса. Судно стояло неподалеку от Набережной, задрав к небу высокую корму, обильно отделанную искусной резьбой с позолотой. На баке, заложив руки за спину, прохаживался взад-вперед капитан «Сан Антонио» Мигель де ла Кордова – сухопарый мужчина лет пятидесяти. Его худое аскетическое лицо украшали тонкий горбатый нос, похожие на наконечники копий усы и короткая с проседью эспаньолка. Внешне дон Мигель выглядел совершенно спокойным. Лишь изредка бросал он озабоченные взгляды в сторону Набережной.

Там, в стороне от начавшей уже редеть толпы, стояла, нервно покусывая яркие, слегка припухлые губы, одна из пассажирок «Сан Антонио» – молоденькая хрупкая девушка в черном дорожном платье и накинутой на голову легкой, как пушинка, белой мантилье. На слегка загорелом овальном лице девушки выделялись большие, широко поставленные темные глаза и изящный, словно выточенный искусным мастером носик. Это была Лусия де Реаль – дочь коменданта крепости Ла-Пунта полковника Алонсо де Реаля и всеобщая любимица Гаваны.

Трудно сказать, за что больше горожане обожали и уважали сеньориту Лусию: за ее дивную красоту, за редкую среди местной знати скромность или за трудную судьбу – со дня своего рождения девушка росла без матери, которая умерла во время родов Лусии восемнадцать лет тому назад. Думается, любили ее за то, что не любить такую чудную девушку было просто невозможно.

Лусия не случайно оказалась пассажиркой «Сан Антонио». Ее отец и капитан галеона были старыми приятелями – в далекой юности оба служили в одном полку и даже приходились друг другу дальними родственниками. И когда при встрече дон Алонсо поведал другу, что его дочь собирается в Испанию, дон Мигель поспешил сказать, что он рад будет видеть Лусию на борту своего «Сан Антонио», чем немало обрадовал приятеля.

Лусия отправлялась в Испанию с намерением навестить там свою бабушку по матери, почтенную донью Долорес. Бабушка Лусии была в том возрасте, когда любой день ее жизни мог стать последним, и страстно желала поцеловать перед смертью свою единственную внучку, а в ее лице и свою так рано умершую дочь.