Иван Головня: Следы ведут в прошлое

– Не поняла-а!.. – пытаясь казаться властной, громко выкрикивает Бондарук. Впрочем, ей это удается мало: вместо грозного окрика из горла директора ресторана вырывается обычный бабий визг.

– А тут и понимать нечего, – с готовностью поясняет следователь. – Кому хочется брать на себя чужие грехи? Тем более такие, за которые и к стенке могут поставить…

– Это ложь! Гнусная клевета! – задыхаясь от возмущения, срывается на крик Бондарук. – Подонок! Как он мог? И это после всего того, что я сделала для этого ничтожества…

Негодование директора ресторана самое неподдельное, однако на Улицкого оно не производит должного впечатления. За время работы в прокуратуре – а это без малого двадцать лет – Александру Сергеевичу приходилось видеть сцены похлеще этой и исполнителей намного талантливей.

– А я вот склонен считать, что это не клевета, – рассудительно говорит Улицкий. – Лично я нахожу в показаниях Потурая большую долю правды. Немотивированных убийств, как правило, не бывает. Каждое убийство, кроме неумышленного, разумеется, всегда имеет причину. А была ли она у Потурая?

– А может, они поссорились во время пьянки? – торопится с ответом Бондарук. – Вы что же, думаете, что Потурай возьмет вот так и расскажет вам всю правду? Как бы не так!

– Так не бывает, Елена Корнеевна. Когда пьяные ссорятся и дело доходит до драки, то они сразу же, под горячую, как говорится, руку, начинают выяснять отношения, а не укладывают заботливо своего обидчика спать, а потом душат его подушкой.

– А пропавшие золотые вещи? Вы не допускаете, что ради этих побрякушек Потурай вполне мог пойти на убийство? – не сдается Бондарук.

– Тоже не вяжется… Посудите сами: зачем Потураю душить Крячко, если тот уснул мертвецким сном? Не проще ли спокойно забрать вещи и также спокойно уйти? Так ведь?

Бондарук молчит и лишь нервно похрустывает суставами пальцев. От ее величавого вида не осталось и следа. Неожиданно резким хриплым голосом она заявляет:

– Я требую прокурора! Я хочу видеть прокурора!

– Он перед вами, – как можно спокойнее говорит следователь. – Надеюсь, вы успели прочитать табличку на двери этого кабинета?

– Тогда я требую, чтобы мне дали возможность позвонить моему начальству.

– Арестованным звонить по телефону не разрешается.

– Мне надо позвонить мужу! – не унимается Бондарук. – Могу я в конце концов поговорить с мужем?

– Это ни к чему – скоро у вас будет возможность увидеться с мужем, на очной ставке.

– В таком случае, – визжит с перекошенным от злобы лицом Бондарук, – я отказываюсь отвечать на ваши вопросы! И вообще… не желаю больше с вами разговаривать! Или выпускайте меня отсюда, или отправляйте в эту… в камеру. Или как она у вас там называется?

– У нас это помещение называется следственным изолятором, – охотно поясняет Улицкий и, помолчав, продолжает: – Отказаться отвечать на вопросы следователя – ваше законное право. И в камеру вас отправят непременно. Но прежде, чем мы это сделаем, мне бы хотелось, с вашего позволения, сказать вам несколько слов. Зря вы, Елена Корнеевна, не сознались во всем сразу и чистосердечно. Ведь вам, как никому другому, хорошо известно, кто и с чьей помощью задушил Крячко… Расстрелять вас, конечно, не расстреляют, но судить, как соучастницу убийства, будут обязательно, и получите вы свое сполна. И не помогут вам ваши высокие покровители, на которых вы так уповаете. Когда они узнают, что вы причастны к убийству, они тут же сделают вид, что впервые слышат о вас. Для людей, которые посещают ваш ресторан, карьера и личное благо превыше всего. И зря вы пугали меня ими, Елена Корнеевна. Это не та публика, поступками которой движут благородные порывы. К тому же мне нечего бояться: совесть у меня чиста. А вот вы и вам подобные боитесь, потому что постоянно чувствуете за собой грехи и знаете, что рано или поздно за них придется отвечать. Вот так-то, Елена Корнеевна!

Не доезжая до проходной винзавода, синий милицейский «уазик» сворачивает на обочину и останавливается. Почти одновременно, обогнав его и подкатив поближе к проходной, тормозит такси. Водитель, молодой парень в клетчатой рубахе и синей форменной фуражке, неторопливо вылезает из машины и направляется в проходную.

– Парень! – окликает таксиста Галич, выбираясь из «уазика». – Ты не по заказу, случаем?

– По заказу, – приостанавливается тот. – А в чем дело?

– Кто вызывал? Директор?

– Директор…