Барт Муйарт - Братья

Мы поняли.

И каждый посмотрел в свою тарелку с остывшей едой и услышал, как колотится его сердце.

– Выходит, – сказал мой брат тихонько, – нас бы вообще не было, если бы не килька и потроха.

– Вот именно, – сказал папа.

– Вот именно, – сказали мы и с тех пор решили, что пусть папа ест что хочет. Хоть мозги и вымя.

Надо мной шел совет. Совет Черных Брюк. О важности совета можно было судить по тишине за столом. Братья молчали, папа говорил шепотом. Стулья стояли ровными рядами вдоль четырех сторон стола, в комнате было полутемно. Дверь в кухню закрыта. На столе мерцала свеча, первая из четырех в венке. Сегодня начинался Адвент [5].

– Индейки не будет, – сказал папа.

«Индейки не будет», – подумал я. Лег на спину и раскинул руки и ноги. Я смотрел на столешницу снизу, немного наклонив голову к плечу, и отметки, которые столяр сделал на фанере толстым черным карандашом, были прямо передо мной. Значок «О» казался мне то буквой, то нулем, а «v» – иногда буквой, иногда просто галочкой. А иногда я видел солнце и рядом с ним птичку. Сегодня это были буквы. «О» и «v». Я беззвучно их произнес, одну букву большую и одну маленькую, и потом ощупал свои губы, чтобы понять, какую из них я больше люблю. Обе одинаково, потому что вообще много чего любишь, когда лежишь под столом и слушаешь жужжание голосов над головой.

– Торта не будет, – сказал папа.

«Торта не будет», – подумал я. По папиным ногам я понял, что он переходит к новой теме. Он убрал ноги под стул. Как по сигналу, мамины ноги и ноги братьев тоже пришли в движение. Многие братья подложили одну ногу под себя, так что из-под стола казалось, что у них только по одной ноге. Мама вытянула ноги вперед, чуть не наступила мне на руку. Только бабушкины ноги остались стоять там же, где стояли до сих пор. На полу, рядышком, две голубые тапочки с помпонами из страусиных перьев.

Под столом жизнь мамы и бабушки, папы и братьев была совсем другой, чем над столом. Во время обеда, когда я съедал все, что было у меня на тарелке, а разговор за столом продолжался и все говорили какие-то трудные слова длиной в четыре слога, я частенько соскальзывал со стула вниз, под скатерть. Иногда становился рыбой. Иногда оставался собой. Играл в игру: какой голос принадлежит каким ногам. Или не играл, а потихоньку подпевал жужжанию голосов наверху. Или просто лежал.

Сегодня я пытался увидеть сквозь стол брюки. Черные Брюки были расстелены на столе прямо у меня над головой, потому что так полагалось во время Совета Черных Брюк. Я представлял себе, что стол исчезает и брюки падают на меня, а вместе с ними – свечка и листы бумаги, на которых папа с братьями записывали важные решения.

– Елки не будет, – сказал папа.

«Елки не будет», – подумал я. Но тут же стал крутить головой влево-вправо, потому что стулья начали отодвигаться от стола, и братья, мама и папа встали и пошли в соседнюю комнату. Только бабушкины тапочки остались на месте.

– Не волнуйся, – сказала она мне через стол. – Они все пошли смотреть, где поставить в этом году елку, если у нас будет елка.

– Или ветка с ананасами, – сказал я. – В этом году все будет иначе, чем в прошлом.

До меня донесся бабушкин вздох. Одна ее тапочка приподнялась.

Она хотела сказать, что ничего не изменится. Мы каждый год говорили о том, что праздник будет совсем другой, чем в прошлом году. Без индейки. Без торта на десерт. Без елки, украшенной потускневшими от времени шарами. Но в конце Совета Черных Брюк братья и мама с папой всегда снова разворачивались в привычную сторону, как листики на деревьях. Неизменно. Все будет как прежде, говорили они.

– Тебе не холодно? – спросила бабушка.

– Нет, – ответил я, прислушиваясь к голосам в соседней комнате.

Перелег на бок и потер одной голой ногой другую.

– Осталось недолго, – сказала бабушка. – Скоро они закончат советоваться и отдадут тебе брюки. И все будет как обычно.

Мы соревновались, кто дольше сможет не дышать. Победил мой брат. Он был старший, и у него были самые большие легкие и самый большой рот, но про это никто ничего не сказал. Им восхищались: он же победитель.

Поэтому за завтраком он мог выбирать, во что нам играть за столом. Он выбрал какую-то игру, которую тут же и придумал, но очень плохо объяснил правила, так что сам в нее и выиграл. Потом он выдумал игру под названием «Снег шел хлопьями»: он подкидывал вверх горсти кукурузных хлопьев, и они падали на стол. По-моему, это вообще не игра, но скатерть выглядела отлично.