Ролан Барт - Ролан Барт о Ролане Барте

Ролан Барт о Ролане Барте.

Составление, пер. с франц. и послесловие Сергея Зенкина. - М.: Ad Marginem / Сталкер, 2002, 288 с.

Здесь все должно рассматриваться как сказанное романным персонажем.

Переход к письму

Деревья подобны алфавитам, говорили греки. Самое красивое из всех деревьев букв — пальма. У ее изобильно-отчетливых листьев есть важнейший эффект письма — ниспадающее движение.

На севере кедр одиноко На голой вершине растет,

Он спит, одеялом белым Укрыл его снег и лед

Он видит сон о пальме,

Что в дальней восточной земле Грустит одиноко и молча На раскаленной скале

Генрих Гейне

Перевод В. Гиппиуса.

Активное/реактивное

То, что он пишет, состоит из двух текстов. Текст-I реактивен, его движущие силы — возмущение, страх, мысленное возражение, мелкая паранойя, самозащита, сцена. Текст-II активен, его движущая сила — удовольствие. Но по ходу своего написания, правки, подчинения фикции Стиля текст-I и сам становится активным; реактивность слезает с него, как кожа, и остается лишь отдельными корочками (в скобочках).

Прилагательное

Он плохо переносит любой свой образ, ему неприятно, когда его называют по имени. Он полагает, что совершенство человеческих отношений определяется именно пустотой образа — взаимным отказом от прилагательных; где появляются прилагательные, там и отношения склоняются к образу, господству, смерти. (В Марокко я очевидным образом не являл другим никакого образа; все мои усилия быть, как положено западному человеку, тем-то или тем-то оставались без ответа — эти то-то и то-то не возвращались ко мне назад в форме звонкого прилагательного; людям не приходило в голову обсуждать меня; сами того не ведая, они отказывались давать пишу или же льстить моему воображаемому. Поначалу в таких «матовых» отношениях было что-то изнурительное; но мало-помалу они предстали как завоевание цивилизации или же как подлинно диалектическая форма любовной беседы.)

Удобство

Будучи (считая себя) гедонистом, он вообще-то стремится к комфорту; но это сложнее, чем тот домашний комфорт, элементы которого фиксируются нашим обществом: это такой комфорт, который он должен себе

устроить, обустроить сам (так мой дед Б. в конце жизни соорудил у себя в комнате небольшой помост вдоль окна, чтобы во время работы лучше видеть сад). Такой личностный комфорт можно было бы назвать удобством Удобство может обрести и теоретическое достоинство («По отношению к формализму нам следует не дистанцироваться, а просто расположиться поудобнее», 1971, 1) 1, а также и этическую силу: это добровольная утрата всякого героизма, даже в наслаждении.

1. См выходные данные цитируемых текстов на с 212 Пагинация соответствует Собранию сочинений (Roland Barthes, (Euvres completes, t. 1-3, ed. du Seuil) - Прим. к французскому изданию

Демон аналогии 1

Для Соссюра злейшим врагом была произвольность (знака). А для него — аналогия. «Аналогические» искусства (кино, фотография), «аналогические» методы (например, университетская критика) дискредитированы. Почему? Потому что аналогия подразумевает действие Природы, делает источником истины «естественность»; это проклятие аналогии подкрепляется еще и тем, что она неистребима (Re, 1637, II) — как только мы видим некую форму, она обязательно на что-то походит; человечество как бы обречено на Аналогию, то есть в конечном счете на Природность. Оттого-то художники и писатели так стараются ее избежать. Каким образом? Посредством двух противоположных эксцессов или, если угодно, двух видов иронии, позволяющих высмеивать Аналогию, — либо выказывая ей демонстративно плоскую почтительность (это Копия — в ней нет греха), либо регулярно, по правилам, деформируя объект подражания (это Анаморфоза, CV, 44, II).

Кроме этих трансгрессивных стратегий, от коварной Аналогии помогает и простое структурное соответствие — Гомология, где напоминание о первичном объекте ограничивается пропорциональной отсылкой к

нему (этимологически, то есть в блаженную пору языка, слово аналогия означало пропорцию).