Ролан Барт - Ролан Барт о Ролане Барте

Сходным образом, когда я делаю вид, что пишу о написанном мною прежде, то имеет место такая же отмена, а не истина. Я не пытаюсь поставить свои нынешние формулировки на службу своей прошлой истине (при классическом режиме письма подобное усилие освящалось бы как доподлинность), отказываюсь изнурительно гоняться за воссозданием какой-то части прежнего себя самого, не стремлюсь себя реставрировать (как говорят о реставрации памятника). Я не говорю:

«буду описывать себя», — а говорю: «пишу текст и называю его Р.Б.». Обхожусь без подражания (описания) и вверяюсь одной лишь номинации. Я же знаю, что в поле субъекта нет референта! Биографический или текстуальный факт отменяется в означающем, поскольку непосредственно с ним совмещается: когда я пишу о себе, то осуществляю ту самую экстремальную операцию, посредством которой Бальзак в «Сарразине» «совмещал» кастрацию и кастрированность; я сам себе символ, сам являюсь происходящей со мною историей; двигаясь на свободном ходу в языке, мне не с чем себя сравнивать, и при таком движении активное «я» Це], это местоимение воображаемого, оказывается неуместным; символическое становится в буквальном смысле непосредственным — это главная опасность для жизни субъекта; писать о себе самом может показаться претенциозной затеей, но вместе с тем это и простая идея — простая, как мысль о самоубийстве. Однажды от праздного любопытства я заглянул в «И-цзин» 1, посмотреть, что он скажет о моей затее. Попалась гексаграмма 29: «Кхань», «The Perilous Chasm» 2: опасность! пропасть! бездна! (работа во власти магии — под угрозой).

1. Сборник древнекитайских текстов.

2. Опасная пропасть (англ.).

Сравнение — тоже доказательство 1

Он строго и вместе с тем метафорично, буквально и неточно применяет лингвистику для описания какого-нибудь далекого от нее объекта — например, садовской эротики (SFL, 1061, II), что позволяет ему говорить о садовской грамматике. Точно так же он прилагает лингвистическую систему (парадигма/синтагма) к системе стилистической и классифицирует авторские поправки по двум осям бумажного листа (NEC, 1379, II); точно так же он с удовольствием проводит соответствия между понятиями Фурье и жанрами средневековой риторики (краткий очерк и are minor 2, SFL, 1106, II). Он ничего не выдумывает и даже не комбинирует, а просто переносит: для него сравнение — тоже доказательство; ему доставляет удовольствие смещать объект с помощью воображения скорее гомологического, чем метафорического (сравниваются системы, а не образы); например, говоря о Мишле, он делает с ним то же самое, что, по его словам, сам Мишле делал с историческим материалом, — действует методом тотального скольжения, словно ласково гладит (Mi, 262,1).

Иногда он сам себя переводит, дублирует одну фразу другой (например: «А если бы мне нравилось, когда меня просят ? Если бы у меня был какой-то материнский аппетит?» PIT, 1507, II). Он словно пытается кратко резюмировать сам себя и никак не может это закончить, нагромождая одно резюме на другое и не зная, которое лучше.

1. Подразумевается французская пословица «Comparaison n'est pas raison», утверждающая прямо противоположное: «Сравнение — не доказательство».

2. Малое искусство (лат).

Истина и сгущение

«Истина — в плотности» — пишет По («Эврика») 1. Следовательно, тот, кто не любит плотности, закрывает для себя и этику истины; он оставляет слово, предложение, идею, как только они загустевают 2 и затвердевают, становясь стереотипом (stereos означает «твердый»).

1. Игра слов: фр. consistence и англ, consistency объединяют значения физической «плотности, густоты» и логической «последовательности, непротиворечивости»

2. Вновь игра слов: prendre может означать и «густеть» и «укореняться, получать признание».

Современник чего?

Маркс: «Подобно тому как народы древности переживали свою предысторию в воображении, в мифологии, мы, немцы, пережили нашу после-историю в мышлении, в философии. Мы — философские современники настоящего, не будучи его историческими современниками». Точно так же и я лишь воображаемый современник моего собственного настоящего — его языков, утопий, систем (то есть фикций), в общем, его мифологии или философии, но не истории; я живу лишь в пляшущем фантасмагорическом отсвете этой истории.

Двусмысленная похвала договору