Соломон Барт: Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

Я предвосхитил всё мечтой:
Всю боль, всю бренность наслажденья.
Свершенья нет. Так чередой
Стихают юности волненья.

Не родились мои цветы,
Моя любовь не воплотится…
О, только робкому приснится
Виденье вещей красоты!

Печаль сидела у окна,
Вдруг смерть с ней поравнялась…
— Зачем скитаешься одна? —
Но смерть не отозвалась.

Прошла сурова и нема,
Прошла, окутав дали,
И вдруг нагрянула зима,
Владычица печали.

Выше солнца ум в пыли рожденный,
Тише смерти скорбью отягченный,
Мыслью сокровенной вечность рождена, —
Сердце, ты не бойся: ты глубинней дна.

Ум бессилен к высям устремленный,
Жалче тени скорбью отягченный,
Яр и неотступен пламень новизны,
В каждом сердце трепет гложущей струны.

В небесах бездонных тучки ни одной.
Я в траве высокой. Я прилег и слышу,
Как ползет змеею невечерний зной,
Как цветы и травы утомленно дышат.

Утомлен и я, но сердце как вино…
Плод душистый, зрелый — я в траве высокой,
Я сокрыт травою и мне всё равно…
Тучки ни единой широко-глубоко.

В лесу, где обитает тайна,
Как страшен города прибой,
И перепутья крест случайный —
Заблудшим грозный часовой.

Былого призрачные сети
С ветвей чуть тянутся к кустам,
Как будто умершие дети,
К родным приникшие рукам.

Дайте небу улыбнуться,
Дайте встать на камень тот,
Дайте, дайте оглянуться
На весенний хоровод.

Дайте грудью упереться
В ширь — раздольное житье,
Надышаться, заглядеться
В юной юности лицо.

Эти б листья мне шептали,
Эти птицы пели б мне,
Умереть бы без печали,
Низко кланяясь весне.

Сверкал зеленый луг и даль пылала…
Среди раздолья млеющей травы
В истоме пламенной она стояла
Виденьем лета, зноя и любви.

У ног ее, как язычки желанья,
Легли цветы, глотая жар лучей,
И угасал, забыв свои скитанья,
Весенний пилигрим, молитвенный ручей.

Какая тишь на дне морском
Для тех, кто плачет каждый день!
Печаль недвижная очей
На дне морском, на тихом дне.

На дне морском, в бездумьи струй
Какой покой, какая глубь!
И флоридеями пленен
О дальной, дальной жизни сон.

Я жду склонившихся к волне,
Я колыбельно им пою,
Я руки сонные простер…
На влажном дне какой простор!

За что убил я бедного жучка,
На книгу севшего нежданно?
За то, что жизнь кругом желанна
И так коварна быстрая рука.

И я смеюсь, мечтательный теперь,
Живой вне жалости и боли. —
Мы все покорны темной воле:
И жизнь, и смерть. И человек, и зверь.

Ее во сне видали паладины
И на подмостках славил арлекин.
Пути ее вещали тамбурины
И лунный блик за пологом гардин.

В мечтаньях гордых, радужно огнистых,
Ее искали темные сердца,
Но в час кончины, — в далях нелучистых, —
Она являлась скорбно, без венца.

Сверкал порок над именем нетленным
В огнях зазывных красных фонарей, —
И мстила трепетом она священным
И призраком оскаленных зверей.

Без надежды прожить невозможно!
И сегодня себе я солгу.
Сердце тихо иль сердце тревожно, —
Я надежду всегда берегу.

Как дитя я к груди прижимаю
И лелею надежду мою.
Пусть давно я в душе увядаю,
Но о жизни всё так же пою.