Ольга Токарчук: Веди свой плуг над костями мертвых

Дрожащими руками я запихнула фотографию в карман и сразу после этого почувствовала, как все трогается вперед, как заводятся мировые двигатели, и механизм начинает действовать — скрипнула дверь, вилка упала со стола на пол. Из моих глаз хлынули слезы.

Матога стоял на пороге.

— Не стоит он твоих слез.

Он крепко сжал губы и сосредоточенно набирал номер.

— Опять чешский оператор, — бросил Матога. — Придется подняться на горку. Пойдешь со мной?

Мы тихо закрыли за собой дверь и двинулись через заносы. На горке Матога начал крутиться во все стороны с обеими мобильниками в вытянутых руках, ища покрытие. Перед нами лежала вся Клодзкая долина, омытая серебряным, пепельным рассветом.

— Привет, сынок, — заговорил Матога в телефон. — Я тебя не разбудил, а?

Невнятный голос ответил что-то, чего я не поняла.

— Потому что наш сосед умер. Думаю, он подавился костью. Сегодня. Сегодня ночью.

Голос оттуда опять что-то сказал.

— Нет, сейчас позвоню. Не было покрытия. Мы его уже одели с пани Душейко, знаешь, моей соседкой, — Матога посмотрел на меня, — пока он не окоченел…

Опять голос, только на этот раз более раздраженный.

— Так или иначе, он уже лежит в костюме…

Тогда кто-то там, в трубке, начал говорить много и быстро, поэтому Матога отодвинул телефон от уха и посмотрел на него недовольно.

После мы позвонили в Полицию.

Я была благодарна, что он пригласил меня выпить горячего чая. Чувствовала себя совершенно разбитой, и от мысли, что придется возвращаться в свой пустой, холодный дом, мне стало грустно.

Я поздоровалась с Сукой Большой Ступни, которая уже несколько часов, как жила у Матоги. Она узнала меня и, очевидно, обрадовалась. Виляла хвостом и, видимо, уже не помнила, что когда-то убежала из моего дома. Некоторые Собаки бывают простодушны, так же, как и люди, и эта Сука, наверное, принадлежала к таковым. Мы сели на кухне у деревянного стола, такого чистого, что хоть ложись на него лицом. Я так и сделала.

— Ты устала? — спросил Матога.

Все здесь было светлое и чистое, теплое и уютное. Какое это счастье в жизни, когда тебе попадается чистая и теплая кухня. Со мной такого никогда не бывало. Я не умела соблюдать порядок вокруг себя и смирилась. Никак мне с этим не справиться.

Прежде, чем я успела оглянуться вокруг, передо мной уже стоял стакан чая. В красивом металлическом подстаканнике с ушком, на подставке. В сахарнице был рафинад — эта картина напомнила о сладких временах моего детства и действительно улучшила настроение.

— Может, действительно не следовало трогать, — сказал Матога и открыл ящик стола, чтобы вытащить ложечки для размешивания сахара.

Сука крутилась под ногами, будто не хотела выпустить его из орбиты своего мелкого, худого тельца.

— Уронишь меня, — сказал Матога с неуклюжей нежностью. Было заметно, что это первый Пес в его жизни, и он не очень знает, как с ним обращаться.

— Как ты ее назовешь? — спросила я, когда первые глотки чая разогрели мне нутро, и клубок переживаний, который застрял в горле, немного растаял.

Матога пожал плечами.

— Не знаю, может, будет Муха или Шарик.

Я ничего не ответила, но мне эти клички не понравились. Это не были имена, которые подходили этой Суке, учитывая ее недавнюю жизнь. Надо было что-то для нее придумать.

Официальные имена и фамилии просто бессмысленны. Никто их не помнит, настолько они оторваны от личности и банальны, потому что ничем ее не напоминают. К тому же, каждое поколение имеет собственную моду и на тебе, ни с того, ни с сего, всех зовут Малгожата, Патрик или, не дай Бог, Янина. Поэтому я стараюсь никогда не использовать имен и фамилий, а использую прозвища, которые приходят в голову сами, когда мы впервые кого-то видим. Я уверена, что это самый правильный способ использования языка, совсем не похожий на жонглирование словами, лишенными значений. Например, фамилия Матоги — Сверщинский, так написано у него на дверях, и еще инициал «С.» — интересно, как его зовут? Он всегда называл себя так: «Сверщинский», однако, видимо, не ожидал, что кто-то будет ломать себе язык, чтобы это сказать. Мне кажется, каждый из нас видит другого Человека по-своему, поэтому имеет право дать ему имя, которое он считает соответствующим и подходящим. Таким образом, мы становимся многоименными. У нас столько имен, со сколькими людьми мы общаемся. Я назвала Сверщинского Матогой и думаю, это прозвище хорошо передавало его Сущность и Свойства.