Любен Каравелов - Повести и рассказы

— Слово — предвестник действия. Сперва встрепенется сердце, потом язык, а потом и рука.

— Но первое место во всем должно принадлежать разуму.

— Да ну вас с вашей философией, — прервал Иванчо. — Я пришел веселиться, а не слушать менторские наставления.

И он затянул песню:

Пока Иванчо пел, дедушка Стойчо сел рядом со Смилом и стал его спрашивать:

— Ты давно был у Георгия?

— Третьего дня.

— А говорил ты ему про наши замыслы и надежды?

— Ничего не говорил.

— Смотри, не наделай беды. Георгий — из тех, кто родного сына за понюшку табаку продать готов. Напрасно ты к нему ходишь. Дом его — проклятое место! Там пол человеческими черепами вымощен. Как хочешь, Смилчо, а я и тебя опасаюсь. Кто с Георгием водится и за один стол с ним садится, тот не может быть патриотом. Честному человеку кусок поперек горла станет, когда его Георгий попотчует: ведь это кусок тела какого-нибудь болгарина. Не ходи ты к этому злодею!

— Не могу я не ходить к нему, — ответил Смил потупившись.

— Значит, правду люди говорят, — промолвил дедушка Стойчо.

— А что они говорят?

— Да говорят, что ты ходишь не к Георгию, а к дочке его. Это правда? Смотри, Смилчо! Яблочко от яблони недалеко падает. Мы за большие дела принимаемся, а к врагу ходим любовь крутить? Не нравится мне это… Жениться хочешь, возьми девушку из честной, хорошей семьи.

— Я не собираюсь жениться.

— Так зачем же ты ходишь к Георгию?

В это время Иванчо, перестав петь, обратился к друзьям с вопросом:

— Опять за философию принялись?

Дедушка Стойчо ничего не ответил, а, обернувшись к дочери, сказал:

— Принеси водочки, Радка, да поужинать собери.

— Хорошо, — ответила девушка и вышла.

Через несколько минут маленькая компания сидела за столом и закусывала, весело смеясь и рассказывая разные истории. Только Смил был хмур, задумчив.

— А ты опять аршин проглотил, — заметил Иванчо по его адресу. — Если б у тебя не было рук и ног, я бы подумал, что ты сом или сазан. Чего ты не веселишься, как люди? Чудак!

— Оставь его в покое, — возразил дедушка Стойчо. — Дай ему подумать и собраться с мыслями.

Смил промолчал.

Дочь Георгия, о которой заговорил дедушка Стойчо, была хорошенькая, миленькая девушка. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, но она отличалась величайшим простодушием и наивностью. Подлости, творимые отцом, не доходили до ее невинного, правдивого сознания. Как-то раз она посадила в саду деревце; оно засохло; она старалась оживить его, читая над ним «Отче наш» и «Богородицу». Однажды Смил увидел, что она стоит возле деревца и молится, поливая его «святой водой». С тех пор образ Марийки не выходил у него из головы.

«Чем дочь виновата, что отец негодяй, — думал он. — Разве мало хороших людей, у которых плохие дети, и наоборот. Человеческое сердце — аппарат, который может производить что угодно: и добро и зло, и благородство и низость. Марийка — хорошая, добрая девушка, хотя отец у нее — хуже быть не может. Честный человек должен думать о благе своих ближних. Женившись на Марийке, я спасу человеческое существо, которое легко может погибнуть. Моя цель — чистая, святая, у меня нет дурных намерений, и мне нечего стыдиться своих поступков. Но дедушка Стойчо смотрит иначе. Ему мой взгляд не нравится! Что делать? Отступить невозможно, вперед идти страшно! Как все это получилось — сам не знаю!.. Да, да! Недели две тому назад, когда был пожар в нижнем квартале, я помогал детям дедушки Коста выносить вещи и тушить огонь. А когда на другой день пошел к Георгию, все стали хвалить меня за храбрость, называли великодушным за то, что я оказал помощь беднякам. Марийка молчала. «Если бы дети дедушки Коста сгорели, ему было бы легче: ведь он не может их прокормить», — сказал Георгий. «Смилчо сделал добро, не подумав о том, кому он его делает и зачем», — поддержала мужа Георгевица. Эти разглагольствования взбесили меня. «Вы хвалите меня за то, что я — человек, — сказал я, — и что моя человеческая природа заставила меня помочь ближним, спасти их жизнь и имущество! Если бы на месте детей дедушки Коста оказались богатые люди или какие-нибудь рущукские эфенди [107] Эфенди — господин (турецк.) . , вы сами признали бы, что я исполнил свой долг — и только. А я рассуждаю иначе. Люди живут вместе для того, чтобы помогать друг другу. Вчера я помог детям дедушки Коста, а завтра или послезавтра он поможет мне. Если человек хочет добро делать, он должен делать его всем, кто в этом нуждается. А если он разбирает, кому делать добро, кому нет, так это самое добро его — попросту эгоизм». Пока я говорил, Марийка с меня глаз не спускала, ловила каждое мое слово. Я видел, что она слушает мою речь с волнением и судьба дедушки Коста ей не безразлична. Через два дня, зайдя к Георгию, я застал Марийку одну. Едва переступив порог комнаты, я увидел радостное, счастливое лицо. Никогда в жизни не встречал я такого лица! И, сам не знаю, как это случилось, — я потерял голову. Немного опомнившись, увидел, что Марийка обвила руками мою шею, прижалась к моей груди. Она хотела что-то сказать, но не могла; слезы хлынули у нее из глаз, и я почувствовал, что они текут по моему лицу. Не помню, что было дальше и как я ушел оттуда. С тех пор хожу как пьяный; у меня голова идет кругом, руки и ноги еле ворочаются, а мечты летят высоко-высоко, сам не знаю, куда и зачем…»