Луи Арагон - Орельен. Том 2

— Скажите-ка, доктор, мне сейчас Фукс тут кое-что сообщил… «Косметические изделия Мельроз» — богатая, оригинальная идея… Вас ждет дьявольский успех… Фукс хочет, чтобы я взял интервью.

Ах, так? Когда пахнет наживой, этот Фукс тут как тут. Декер отлично понимал, в чем дело. Издатель газеты «Ла Канья» зайдет к Барбентану. Так уж водится. Они условились о встрече. Дюпюи до чрезвычайности взволновала мысль о Розе, он заискивал перед мужем великой актрисы. Должно быть, этот самый Декер — малый не промах. Стефан всячески старался произвести на собеседника наиболее выгодное впечатление, заговорил о своей книге: сюжет романа — разочарование бывшего фронтовика, которому после чудовищного алкоголя войны, после бесконечных убийств, — словом, после войны, жизнь кажется бесконечно пустой. Этот будничный мир, где задыхаешься…

— А вы сами лично много убили людей? — осведомился доктор безразлично светским тоном. Дюпюи захохотал, смущенно повел плечами, откинул назад волосы.

— Я, видите ли, служил в артиллерии… Но я знаю по рассказам других…

Он указал на пирующих, которые, разбившись на группки, толпились вокруг капитана Милло, другие окружили Фукса и Лемутара, показывавших фокусы со спичками. Бекмейль, оставшийся в одиночестве, распевал во все горло «Ушедшую мечту»: «Смотрите, вот идут гусары и драгуны, и гвардия идет…»

— Ну, что ж, вам и карты в руки, — заметил Декер. — А я во время войны прилагал все усилия, лишь бы избежать фронта…

При этих словах доктор вызывающе скривил губы. Дюпюи был шокирован этим признанием, однако с невольным уважением взглянул на собеседника. Он сам чуть было не признался, что, мол, в качестве артиллериста не так уж… И продолжал развивать перед доктором сюжет своего романа, его второй план, план революционный: бунт героя, отвращение к Парижу торгашей, политиканов, темных дельцов… И, наконец, сторона поэтическая: бегство в природу, одиночество и под занавес — прозрение…

— Понимаете, не мог же я угнать Буля, так зовут моего героя, куда-нибудь на Таити… или в Харрар, по примеру всех прочих авторов. Поэтому он в конце концов уезжает в Бретань, на пустынное побережье, не посещаемое туристами, представляете — острова, охота, рыбаки… Конец отчасти в духе «Пана» Кнута Гамсуна, точнее, ближе к началу этой вещи. Вы любите Гамсуна?

Понятно, доктор любил Гамсуна. Впрочем, есть ли что-нибудь на свете, чего не любил доктор? Их разговор прервал Гюро:

— А без женщин все-таки скучновато, как по-вашему?

Вот уж никто бы не подумал! Вот что, оказывается, волнует этого хилого, желчного человечка с неприлично громким голосом, столь неожиданным при невзрачной приказчичьей внешности, без особых примет: лицо заурядное, фигура тоже заурядная.

— Он работает счетоводом в известной фирме музыкальных инструментов, — вмешался в беседу хромой Гюссон-Шарра, который заскучал в одиночестве. — Интересно знать, потому ли Гюро играет на пианино, что служит в музыкальной фирме, или наоборот?

— Не иначе как закон причинности, — заметил доктор.

Короче говоря, Гюро приобщился к искусству и, по его словам, не женится именно потому, что хочет свободно, без помех, ходить по концертам.

— Помнишь его, Лертилуа, в Мор-Ом? — приставал теперь Гюссон-Шарра к Орельену.

— Когда ему боши раскокали бутылку с настойкой от кашля?

Оба захохотали. Этот Гюро — типичный маньяк! Маниакальная любовь к порядку, доходившая чуть ли не до скандалов, не оставляла его и в окопах. Он умел рационально использовать пространство даже в пятьдесят квадратных сантиметров: все должно было быть на месте — фляжка, котелок, нож.

— А кашне, Гюссон, кашне, помнишь? А главное, как он берегся, боялся помереть, все время лекарственную настойку глушил… И какая у него была физиономия, когда пулей разбило его пузырек…

— Вовсе не пулей, а взрывной волной!

Они заспорили — пулей или взрывной волной. И подумать только, что именно он заскучал сегодня без девочек!

— Признаюсь… — начал доктор. — Понятно, почему Орельен и я, мы явились сюда одни… Ну, а все прочие? Куда они подевали своих дам? Да еще в канун Нового года?

— Ничего, — успокоил его Дюпюи, — большинство будет встречать Новый год в семейном кругу! Откровенно говоря, каждый не прочь урвать часок свободы!

— Вот как? Забавно… — доктор кивнул в сторону Марсоло. — Он не женат?

— Нет, — ответил Гюссон, — у него есть любовница, она дарит ему галстуки. А Бомпар оставил свою супругу в Марселе, он здесь проездом. Помнишь, Лертилуа, фотографию мадам Бомпар? Он нам ее все время под нос совал: волосы прилизаны, на цепочке золотой крестик, глазки маленькие, сразу видно — мещанка до мозга костей… Что не мешало самому Бомпару на постоях бегать за девками… Помнишь? Он, должно быть, здорово портил жизнь своей половине! А у Бекмейля — трое ребятишек, братья убиты на фронте, у него теперь на руках старуха мать, жена ворчит с утра до вечера, детишки хилые! Надо ему посочувствовать: здесь, в компании, он молодеет душой и телом. Он — агент трикотажной фирмы, а это значит: ходи, обивай пороги, стучись во все двери, стой смирно со шляпой в руке, — надо же накормить столько ртов! А Бланшар продает шины у заставы Майо, у него пять дочек, жена сбежала.