Мор Йокаи - Венгерский набоб

- Ну, естественно; нельзя же мне раньше дяди помереть.

- Вы в самую точку попали. Поэтому, давая вам деньги, я одновременно буду следить, чтобы жизнь ваша не претерпела какого-либо ущерба.

- Какого же, например?

- Сейчас скажу. Пока старик Карпати жив, вам запрещается: драться на дуэли, ездить на охоту, плавать по морю, с балеринами вступать в связь; словом, вы обязаны избегать всего, опасного для жизни.

- Значит, и вина нельзя пить и по лестнице ходить, чтобы спьяну не свалиться и шею не сломать?

- Ну, не будем понимать так буквально. Допускаю, что запреты эти не так уж приятны; но в одном случае они могут и отпасть.

- В каком это?

- Если женитесь вы сами.

- Parbleu! [Черт побери! (франц.)] Нет уж, лучше в седло не садиться и к оружию не прикасаться.

- Монсеньер! Вы рассуждаете, как эти карикатурные шевалье из водевилей. Что за громкие фельетонные фразы? Вы же знаете, что брак в светском обществе, если разобраться как следует, - это цепи всего лишь каучуковые. Хотите - удерживают; нет - растягиваются почти до бесконечности. Окажите какой-нибудь элегантной даме честь предложением руки, и первый год вы проживете с ней счастливо, - в Париже да не найти женщины, которую можно любить целый год? А там род Карпати пополнится юным отпрыском, и вы избавитесь от тягостных обязательств: и шею можете себе тогда ломать, и стреляться, - что вам больше по душе. А жизнью предпочтете наслаждаться, то Париж велик, да и он еще полмира только, - можете прожить, хоть вообще с женой не видясь, разве что, совсем отвыкнув, снова в нее же влюбитесь. Все это не так уж страшно.

- Посмотрим, - сказал Абеллино, вставая и ногтями приглаживая помятую во время сидения манишку.

- Как вы сказали? - спросил, навострив уши, банкир, который заранее ожидал, что Карпати, увидев его готовность помочь, начнет ломаться.

- Я говорю, там видно будет, какой путь мне избрать из всех возможных. Заем, вами предложенный, я, во всяком случае, принимаю.

- Ага! Я так и полагал.

- Остановка только за гарантиями. Придется прежде испытать себя, удастся ли еще вынести налагаемые вами ограничения. К аскезе я привык; одно время, лечась у гомеопатов, кофе себя даже лишал и не помадился. Сила воли у меня большая. Ну а не выдержу - жениться попробую. Лучше всего бы, конечно, покороче найти с дядюшкой расправу.

- Ах, сударь, - вскочил банкир, - надеюсь, это только шутка.

- Ха-ха-ха! - рассмеялся наш денди. - Не бойтесь, не о кинжале речь и не о яде, - не о тех даже сдобных бабенках да жирных блюдах, которыми его здоровье можно подорвать. Есть же ведь такие паштеты - это уж вам должно быть лучше известно, - которые тяжело ложатся на желудок; они так и зовутся: "престолонаследные". Никакого тебе яда, одна гусиная печенка со специями; а наелся до отвала, запил добрым красным вином - и готово! удар.

- Мне неизвестно, потому что я таких не делывал никогда, - ответил бывший владелец паштетной серьезно.

- А я и не к тому, я не собираюсь вам таких паштетов для дядюшки заказывать. Ненавидеть я умею и застрелить, заколоть из мести тоже могу; но убивать, чтобы наследство заполучить, - фи, это не в моей натуре! Смею заверить, однако, что, придись нам жить поблизости, уж я бы помог родственничку отправиться на тот свет.

- Стоит ли, подождем, пусть лучше сам отправится туда.

- Другого выхода нет. А до тех пор придется уж вам моим кредитором оставаться. Вам же выгодней, чтобы я побольше тратил: все вернется обратно в двойном размере. Мне-то что! Пускай уж наследники мои расхлебывают.

- Так, значит, уговорились.

- Подготовьте бумаги и пришлите мне завтра утром, после двенадцати с нотариусом, чтобы долго не возиться.

Абеллино попрощался. Кредитор, потирая руки, проводил его до самых дверей.

Открывались самые верные виды на то, что одно из крупнейших венгерских поместий через несколько лет перейдет к банкиру-иностранцу.

3. У ГРОБНИЦЫ РУССО

Трое легко одетых юношей поспешают к эрменонвилльской [Эрменонвилль поместье маркиза Жирардена, где в 1778 году умер и был похоронен Жан-Жак Руссо] роще. Наружность их, несмотря на естественную в дороге небрежность, сохраняет то непринужденное изящество, которое всегда присуще людям с тонким вкусом.

Все трое - молодые венгерские аристократы. Мы слышали уже о них от мосье Гриффара и запомним теперь только, что двое, по бокам, - из Венгрии; это они поклялись друг другу пешком обойти, состязаясь в лишениях, всю Европу. Лица у обоих выразительные, характерные. Первому особое своеобразие придают густые черные брови и чуть саркастичная усмешка, которая, однако, лишь мгновениями трогает губы. Второй - настоящий атлет: крутая грудь, пышные смоляные кудри, гордый, смелый взгляд, энергический рот с пушком на верхней губе; а голос такой глубокий, рокочуще-низкий, что, не видя лица, можно, пожалуй, принять говорящего и за взрослого мужчину.