Мор Йокаи - Венгерский набоб

- Я тоже считаю пристрастие к своему достойным всяческого уважения.

Иштвана за живое задело это замечание.

- Это больше, нежели "пристрастие", это самосознание! Молодые поэты, которые выступили в последнее время, гордость пробуждают за наш язык, за нашу нацию.

- Что же, вся сила у мадьяра в языке, как у старой бабы? - вставил звучное свое слово Миклош, кончив копировать надписи. - Другого поприща, которое могло бы его возвеличить, нет у него? Стихотворство только да книгопечатанье?

- Дружище! Государственные мужи, великие личности только там и рождаются, где великие поэты есть. Для народа - смерть, если поэты его умолкают. Голос же их - как глас нации, воспрявшей от летаргии к новой жизни. Воскресни сейчас Янош Хуняди [известный полководец (1387-1456), победитель турок под Белградом (1456 г.)], пришлось бы ему пахать да сеять, другое занятие для него вряд ли найдется. Но тем юношам, что выступили в этом году перед публикой в "Ауроре" ["Аурора" (1822-1837) литературно-художественный альманах прогрессивного направления], - Байзе, Сенвеи, Верешмарти [Байза Йожеф (1804-1858) - известный критик, с 1831 года - редактор "Ауроры"; Сенвеи Йожеф (1800-1857) - поэт, переводчик, журналист; Верешмарти Михай (1800-1855) - выдающийся венгерский поэт-романтик], - я смело берусь самую блестящую будущность предсказать.

- Неизвестные все имена, - закладывая руки под голову и покусывая травинку, отозвался Рудольф.

- Но они недолго останутся в безвестности. Могу, впрочем, и неизвестней предложить, чтобы ты не думал, будто литераторы - какие-то национальные парии. Возьми последнюю книжку "Гебы", там и Дежефи, и Ференц Телеки, и Гедеон Радаи, и Майлат [Дежефи Аурел, граф (1808-1842) - консервативный магнат и литератор; Телеки Ференц, граф (1785-1831) - принадлежавший к онемеченной знати посредственный поэт; Радаи Гедеон, граф (1806-1876) политический деятель и оратор, главный интендант Национального театра; Майлат Янош, граф (1786-1855) - прогабсбургски настроенный историк, стихотворец и переводчик]: чем тебе не достойные мужи, не громкие имена.

И саркастическая усмешка скользнула по его губам.

- Трупы гальванизированные все до одного, - возразил Рудольф равнодушно и закрыл лениво глаза.

- Так ты считаешь, что мы - мертвецы?

- Да.

- Нет, вот это уж нет! - с жаром воскликнули в один голос оба остальных.

- Что ж, если крик помогает от вымирания, - пожалуйста, кричите на меня. Вам эта мысль еще причиняет боль, вот вы ее и отвергаете; но у меня у самого она уже превратилась в мертвящую уверенность, - я вижу, чувствую, знаю: народ наш сыграл свою роль и должен кануть в вечность, как и предки его, - авары все эти, гунны, печенеги. И сейчас, посмотрите, как мало мадьяр у нас в городах, торговых центрах покрупнее. Лучшие, знатнейшие, богатейшие только по карте и представляют себе, где она, эта Венгрия, и без малейших колебаний готовы сменить национальную спою принадлежность. Природные мадьяры расползутся все мало-помалу по дворам степным да поскотинам - хотя и оттуда выживут их хозяева покрепче; позалезут в долги, поразорятся... При первом же столкновении с цивилизацией дворянство наше под сень своих допотопных установлений уползает. Не варвары теперь уже венгров поглотят, а цивилизация. Да и что там у них есть такого, что она им сулит?

- Верные сыновья есть! - возразил Миклош звучным своим, грудным голосом.

- Хорошо сказано, Миклош, - одобрил Иштван, пожимая ему руку. - Я бы даже сказал: все решительно есть, необходимое для жизни.

- Ну да, вино там, пшеница...

- И это уже кое-что. Есть, значит, чем прокормиться, а это ослабнуть не даст. Правда, как раз из-за достатка мозгами не требуется шевелить, духовные способности развивать, хотя мадьяр ведь - на все руки мастер. Заставь нужда, он чудеса будет творить при разнообразных дарованиях своих. Все идеи прогрессивные воспримет, в ногу с прогрессом пойдет, ни в чем самым передовым нациям мира не уступит. Новая жизнь начнется, снова кровь закипит в его жилах, и, отложив в сторону меч, которым отстоял он некогда Европу, мадьяр покажет, что все средства ему по плечу, коими честь, пользу и добрую славу снискать можно, будь то резец ваятеля, кирка рудокопа, кисть живописца или отвес строителя, - все, чем только люди высоких стремлений дышат и горят. И я думаю, нарождения их у нас ждать недолго.

- А главное, о чем позабыл ты, - вставил Миклош, - дипломатическое поприще откроется пред ним, а ведь, согласись, у последнего нашего провинциального судьи больше государственного ума, нежели у первого самого...