Френсис Фицджеральд: Бурный рейс

Когда он ушел, Адриан позвонил, чтобы заказать две ванны.

– Нам надо одеться понарядней и с гордым видом сделать три круга по палубе, вот и все, – сказал он.

– Наверное, – согласилась она, думая о чем-то другом. И через минуту добавила: – Симпатичнейший молодой человек. Он был очень мил вчера, когда ты исчез.

В дверь постучал стюард и сказал, что сегодня слишком опасно принимать ванну. Такого сильного урагана, объяснил он, не было в Северной Атлантике уже десять лет; на корабле нынче утром зарегистрировано два перелома руки – оба при попытке принять ванну. Одна пожилая женщина упала с лестницы и, говорят, едва ли выживет. А несколько судов непрерывно передают сигнал SOS.

– И мы пойдем им на помощь?

– Все они сзади нас, сэр, поэтому нам придется оставить их «Мавритании». Если мы попытаемся сменить курс на такой волне, нам выдавит иллюминаторы.

Перед этим нагромождением несчастий поблекли их собственные беды. Они запили свой поздний завтрак пивом, которое принес Баттеруорт, оделись и вышли на палубу.

Она оказалась более многолюдной, чем накануне, хотя сегодня передвигаться по ней – да и то с трудом – можно было, только держась за поручни или натянутые канаты. Страх выгонял людей из кают, где тяжкие всплески волн угрожали выбить иллюминаторы, а грузные кофры норовили переломать ноги, – и при этом каждый пассажир ждал, что с минуты на минуту прозвучит сигнал садиться в спасательные шлюпки. Действительно, едва Смиты поднялись на среднюю палубу, прозвучал гонг, а нижнюю палубу заполнила толпа стюардов и стюардесс. Но корабль был невредим – он пережил одного из членов экипажа: каютного стюарда Джеймса Картона готовились похоронить в море.

Церемония была чисто британской и очень грустной. Вдоль борта, под проливным дождем, стояли шеренги сдержанных, дисциплинированных мужчин и женщин, а тело Картона покрывал флаг Морской империи. Священник прочитал заупокойную молитву, провожающие спели гимн, и тело скользнуло в бушующие волны. Глядя на этот смиренный обряд, Ева исступленно разрыдалась и почувствовала, что в ней оборвалась какая-то до предела натянутая струна. Теперь ей действительно было все равно. Она с горячностью поддержала Баттеруорта, когда он предложил выпить у них в каюте шампанского. Ее настроение тревожило Адриана: обычно она почти не пила, и он не знал, как ему сейчас поступить. В ответ на его вопрос, не хочется ли ей спать, она просто рассмеялась, а присланное врачом лекарство так и осталось нетронутым. Делая вид, что слушает банальности нескольких Стэкомбов, он незаметно наблюдал за ней и с досадливым изумлением обнаружил, что Баттеруорту она отвечает по-дружески, почти нежно, – в отместку, как он решил, за его внимание к мисс Д’Амидо.

По каюте слоились полосы табачного дыма, ни на секунду не умолкали голоса гостей, и Адриан, вынужденный сидеть без дела в ожидании перелома погоды, начинал нервничать. Их путешествие продолжалось всего четыре дня – и они казались годами.

Два Стэкомба в конце концов ушли, но Баттеруорт остался. Ева уговаривала его принести еще одну бутылку шампанского.

– Мы уже достаточно выпили, – твердо сказал Адриан. – Тебе необходимо поспать.

– Я не хочу спать! – капризно выкрикнула Ева. – Ты уже окончательно взбесился. Тебе, значит, можно напропалую флиртовать, а когда я встретила человека, который… который мне симпатичен, ты хочешь запереть меня в каюте.

– У тебя истерика.

– Наоборот, я пришла наконец в нормальное состояние.

– Мне кажется, вам лучше уйти, Баттеруорт, – сказал Адриан. – Ева немного не в себе.

– Никуда он не пойдет. Я не хочу, чтобы он уходил. – Она пылко сжала руку Баттеруорта. – Только он один и отнесся ко мне по-человечески.

– Вам лучше уйти, Баттеруорт, – повторил Адриан.

Во взгляде Баттеруорта отразилась нерешительность.

– По-моему, вы несправедливы к жене, – отважился возразить он.

– Моя жена не в себе.

– Это еще не значит, что ее надо терроризировать.

Адриан потерял терпение.

– Проваливайте отсюда! – рявкнул он.

Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Баттеруорт повернулся к Еве и, сказав: «Я загляну попозже», – вышел.

– Ева, опомнись, – проговорил Адриан, когда дверь захлопнулась.

Не отвечая, она угрюмо поглядывала на него из-под полуопущенных век.

– Я закажу обед в каюту, а потом мы попытаемся уснуть.

– Мне нужно послать телеграмму.

– Кому?

– Одному парижскому юристу. Я развожусь с тобой.