Френсис Фицджеральд - Бурный рейс

– Ты поосторожней, так и правда можно свихнуться.

– Посмотри, Адриан. – Она подняла нитку жемчуга, прежде чем защелкнуть ее на шее. – Чудо, правда?

Адриану, которого томило нетерпение, казалось, что она движется, как в замедленном кино.

– Тебе еще долго? А то здесь нечем дышать, – сказал он.

– Иди один! – взорвалась Ева.

– Я вовсе не хотел…

– Иди, пожалуйста. Я не могу собираться, когда ты меня подгоняешь.

С показной неохотой он вышел из каюты. Потом, после секундной нерешительности, спустился вниз.

– Бетси, – позвал он, постучавшись в дверь.

– Минутку.

Она выглянула в коридор; на ней был красный бушлат и синие брюки корабельного лифтера.

– Как вы думаете, у лифтеров есть блохи? Я натянула тысячу одежек, чтобы они до меня не добрались.

– Я должен был вас увидеть, – торопливо сказал он.

– Тсс! Напротив каюта миссис Уорден, она у меня вроде дуэньи. Ее замучила морская болезнь.

– А меня – вы.

Они шагнули друг к другу и, пошатываясь на ускользающем из-под ног полу узкого коридора, крепко поцеловались.

– Не уходите, – шепнула она.

– Мне надо. Мне…

Он словно впитывал юность девушки, и его страсть преображалась в пылкую нежность. К нему вернулась та неуловимая легкость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда вместе с собственной юностью, и отказаться от этого ощущения он был не в силах. Шагая по коридору, он понял, что не хочет, не решается думать.

На палубе он столкнулся с Евой.

– Где ты был? – спросила она его с принужденной улыбкой.

– В баре, посмотрел, много ли там народу.

Она была очень хороша; Адриан с горделивым восхищением отметил, что пошлый маскарадный костюм не убил ее холодноватого, своеобразного изящества. Они сели за столик.

Штормовой ветер наливался ураганной силой, и теперь даже переход из каюты в бар превращался в бурное и опасное путешествие. Чемоданы пассажиров были прочно закреплены, а нервные дамы, отчаянно цепляясь за края взбесившихся кроватей, с ужасом думали – сквозь мутную тошноту, сквозь мигрень, – что именно так и погиб «Вестрис». В баре, еще до прихода Смитов, какого-то дородного джентльмена швырнуло на пол, так что он сильно поранил голову, – поэтому легкие столы и стулья сложили в штабели и принайтовали к стене.

На торжественный обед собрались только самые стойкие; человек пятнадцать надели маскарадные костюмы. Чтобы примкнуть к избранному обществу, требовалось добраться до салона – других критериев сейчас не было. За столиками сидели очень разные люди – от юриста-гарвардца из аристократической семьи до полуграмотного маклера по кличке Хват, и никакой разницы между ними не ощущалось: все собравшиеся – полтора десятка среди нескольких сотен – принадлежали к избранному кругу титанов, сумевших победить шторм.

Язвительно подмигивали разноцветные фонарики, трепыхались, перешептываясь, бумажные флажки, иногда сразу несколько человек отъезжали от стола, расплескивалось вино, кто-то торопливо пробирался к двери, а корабль, взбираясь с волны на волну, угрюмо стонал, что он все же корабль, а не отель. Поднявшись после обеда на палубу, несколько пар прыгали, дергались, шаркали подошвами по шаткому полу, и неподвластная им сила яростно мотала их из стороны в сторону. Эти вихляния над головами нескольких сотен мучеников приобретали оттенок непристойности – как разудалый кутеж на поминках, – и вскоре последние титаны потянулись обратно в бар.

Ева все сильнее ощущала туманную нереальность происходящего. Адриан куда-то скрылся – наверное, с мисс Д’Амидо, – и Ева, одурманенная морской болезнью и шампанским, не могла думать ни о чем другом; ее досада перерастала в мрачную злобу, грусть – в тоскливое отчаяние. Она никогда не пыталась пришпилить его к своей юбке, да в этом и не было нужды: их объединяли общие интересы, взаимная привязанность, здравый смысл, наконец, – а он грубо, по-предательски, нарушил их союз. Неужели он воображает, что она ничего не заметила?

Через несколько часов – так ей показалось, – когда она воодушевленно толковала с какой-то женщиной о воспитании детей, Адриан склонился над ее стулом.

– Ева, я думаю, нам пора.

Она презрительно скривила губы.

– Ну да, пора отвести меня в каюту, чтобы я не мешала восемнадцатилетним кра…

– Успокойся!

– Я не хочу спать.

– Тогда пожелай мне спокойной ночи.

Прошло еще сколько-то времени, за ее столиком уже сидели новые люди. Бар закрывался, и Ева, думая об Адриане – о ее Адриане, который говорил нежности красивой свеженькой девчонке, – горько разрыдалась.