Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Как я могу отплатить вам за благодеяние? — спросил сын разбойника.

Я пожал плечами, и он тут же поинтересовался, нет ли у меня врага или недоброжелателя, с которым я хотел бы поквитаться. Пришла забавная, но недобрая мысль снова назвать судью Цао, но я удержался: сейчас последствия могли оказаться самыми плачевными. И вообще логика нового знакомца была мне не по душе.

— Я вернул — и вернул. Довольно об этом.

Хуан Чжэлу упал мне в ноги:

— Позвольте тогда почитать вас как брата и служить вам, как служат человеку конь и собака!

Я сообщил ему, что сейчас же отбываю на Дуншань, и посетовал, что идти придётся без вооружённой охраны. Хуан тут же вызвался сопроводить меня. Я изобразил на лице признательность и пообещал представить его знакомой фирме, сотрудничество с которой могло бы поправить его денежные дела. (Конечно же, я планировал передать его господину Чхве для допроса.)

— Забота старшего брата безгранична, как туман! — с поклоном отозвался Хуан Чжэлу.

Сравнение получилось глубже, чем он рассчитывал. Я напомнил себе, что следую стратагеме, но он своим братанием совершенно испортил мне настроение.

Выходить из города вечером — не то чтобы необычно, но как-то неумно, однако мне казалось, что, задержись я в Ю ещё хоть на сутки, и удача меня покинет. Не успели мы дойти до первой караульной башни, как я понял, что поторопился: идти было тяжело. Минхёк взял на себя все грузы, Хуан с независимым видом шагал впереди (странное поведение для «младшего брата»), и поддерживала меня Мэйлинь.

Когда уже стемнело, мы добрались до пещеры, оборудованной под стоянку, где неожиданно наткнулись на двух купцов, со слугами и охраной идущих на Дуншань. Одного из них я хорошо знал, это был господин Ким Пёнук, торговец редкостями, иногда навещавший моего отца, человек солидного возраста и комплекции. Второй, тоже Ким, но не родственник, был его товарищем. Они только что поужинали и готовились отойти ко сну, но ради нас продлили трапезу и беседу. Для слуг и охраны встреча оказалась приятней вдвойне, поскольку позволяла разбить ночные дежурства на меньшие отрезки, к тому же Хуан, хоть я и представил его торговцем, изъявил желание нести караул. В итоге каждому досталось чуть больше часа.

Первой в дежурство заступила Мэйлинь (разумеется, для молодого паренька Ли Цю скидок никто не делал). Во время бегства из Тайхо и путешествия в Сыту ей, конечно, доводилось это делать, но на всякий случай я решил составить ей компанию, и мы час просидели на войлочной скатке, смотрели в темноту и думали каждый о своём. А иногда, может быть, об общем. Следом за нами по жребию дежурил Минхёк. Хуану же достался последний час — перед самым рассветом.

Проснувшись утром, я узнал, что он пропал.

Никаких следов борьбы. Никаких признаков нападения. Ким Пёнук сказал, что, проснувшись из-за кошмара, видел, как юноша разминается перед входом в пещеру, отрабатывая эффектные фехтовальные выпады. Старик-торговец вновь силился заснуть, но, по собственным словам, хоть и пролежал до восхода с закрытыми глазами, так и не смог погрузиться в сон.

Пока мы завтракали, слуги обыскали весь островок, на котором располагалась пещера, но молодец из Ю пропал бесследно. Мысль о том, что он по неосторожности сорвался в туман, мы отвергли, тем более что исчезли все его вещи, бывшие в пещере. Кимы бросились было проверять свою поклажу, но их и наше добро всё было на месте, не хватало только сумки Хуана.

Я настоял на дальнейших поисках, но к полудню стало ясно: всё впустую. Нужно было двигаться дальше.

Если от Дуншаня до Ю мы шагали три дня, то путь обратно занял целую неделю. Раны вновь давали о себе знать, и волей-неволей приходилось делать частые привалы. Купцов такие темпы, впрочем, более чем устраивали: господин Ким Пёнук был доволен всякому поводу отдышаться и поесть. Затем, дожидаясь, пока Минхёк разотрёт мне ноги и грудь, они выкуривали по трубке и неторопливо из раза в раз обсуждали свои планы и юские слухи. Темы Пэк Ханыля старательно избегали, и это чувствовалось.

Все эти дни я корил себя за недостаток бдительности и огорчался, что не сумею привести дуншаньским дознавателям ценного, как мне казалось, человека. Позже я не раз вспоминал эти свои чувства и дивился прихотям судьбы. Тогда я не мог знать (да и не поверил бы), что, выполнив задуманную стратагему до конца, обрёк бы себя на гибель! Но об этом в свой черёд.