— Трактирщик сказал мне, что свободных кабинетов не осталось, но створка вашей двери была приоткрыта, и я подумал, что вы, может быть, не откажетесь от моего общества, — сказал я.
Он без слов указал на сидение напротив, и я сел. Вскоре Минхёк под видом трактирного слуги принёс мне блюдо свинины, кувшин вина и железную чарку. Я решил не заговаривать первым. Молча налил вина себе и своему визави и, церемонно подняв чарку, разом опорожнил её. Хмурый парень сделал то же самое, посмотрел в окно и сквозь зубы бросил:
— Подонок.
Затем, поймав мой пристальный взгляд, добавил:
— Извините, это не имеет к вам никакого отношения.
— Вас, кажется, что-то огорчает? — деликатно спросил я
Наверное, именно этого вопроса он и ждал. Душа в такие минуты ищет сострадания, и в чужих ушах топить горе бывает куда приятнее, чем в вине.
Парня звали Хуан Чжэлу. Он не без гордости поведал мне, что отец его был грозным разбойником, но оставил это ремесло и занялся торговлей, чтобы обеспечить семье мир и спокойствие и дать сынку хорошее образование. Это ему отчасти удалось — во всяком случае даже сейчас, в подпитии, парень изъяснялся весьма приятно, то и дело вворачивая в речь отточенные книжные конструкции.
— Затем родителя моего подкосил недуг. На смертном одре он сказал мне: «Ты прошёл курс обучения, Чжэлу, и теперь можешь принять дела в свои руки», — но коммерция оказалась не для меня, и провались я в туман, если не вернусь к прежнему отцовскому промыслу, чтобы прокормить себя и отомстить обидчикам!
— Кто же вас обидел? — продолжил я, уже зная ответ.
И Хуан вновь пересказал мне историю о мече уже со своей стороны — впрочем, без каких-либо новых для меня подробностей. Он говорил, всё больше распаляясь и завершил тираду уверением, что теперь уж точно подастся в бандитскую шайку, нагрянет в Ю с друзьями и вырежет всё семейство Му. Чтобы как-то его утихомирить, я напомнил, что он всё-таки сумел скопить десять лян серебра, стало быть торговля идёт не в убыток.
— А, это… — Хуан осклабился. — Это мне по случаю перепало. Попросили тут проучить одного подлеца.
Ю — город большой, и мало ли о ком говорил сын разбойника, но в моём сознании тут же установилась связь с убийством Пэк Ханыля. Что́ если молодой бездельник как-то к этому причастен и получил своё серебро, например, за то, что следил за несчастным рудокопом или пырнул его костылём? Я посмотрел на его лицо, и нашёл в нём небольшое сходство с рисунком гильдии нищих. А руки! Да, такому под силу перелезть через городскую стену и пройти по каменному карнизу! Вопросов о том, мог ли Хуан Чжэлу сыграть нищего и не многовато ли таинственные заказчики доверили неизвестно кому, у меня тогда не возникало. Весь город, все люди и события в нём сузились до моего дела и моей версии. Было во мне, наверное, что-то от судьи Цао.
— Больше всего я ценю в людях удаль и отвагу, — сказал я. — И знаете, господин Хуан, мне хочется вам помочь. Я сам торговец и в этом городе кое-кого знаю. Дайте срок до вечера, и я верну вам меч.
С юноши мигом сошёл хмель. В глазах разом читались надежда и отчаяние, благодарность и насторожённость, и, кажется, радость от внезапно найденного решения соседствовала с горечью от того, что от прежнего решения, замешанного на обиде и страшной мести, приходилось отказаться.
Садясь за стол, я твёрдо намеревался отдать меч тут же, но сейчас захотелось как следует обдумать дальнейшие действия, и я назначил Хуану встречу в семь часов у городской торговой палаты. Оборвав поток витиеватых благодарностей, я резко встал, давая понять, что настроен очень серьёзно, решительным шагом покинул кабинет — и юркнул в соседний.
И здесь тоже мы некоторое время сидели, ни говоря ни слова. Минхёк ел, Мэйлинь просто сидела напротив и смотрела не то на меня, не то сквозь меня — как мне казалось, неодобрительно. Великая мастерица подслушивать наверняка слышала беседу с Хуаном, и я не знал, чем она не недовольна: тем ли, что я решил расстаться со старинной диковинкой, или тем, что я не вернул её прежнему владельцу сразу же, или вообще тем, как я повёл себя при встрече у достопочтенного Му. От этого последнего варианта мне было неловко, и я молчал.
— Когда вы намерены вернуться на Дуншань? — спросила она наконец.
— Здесь меня ничто не держит. Я бы отправился немедленно.
— Вы ещё нездоровы, — возразил Минхёк. — С одною барышней Яо мне в пути пришлось непросто. С вами же двумя будет тяжело вдвойне.
Читать дальше