Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

Я хотел было спросить об их путешествии, но не стал, внезапно осознав, что и так всё знаю — с самого начала. Вот Мэйлинь в одежде Воронёнка идёт через двор, вот Минхёк догоняет её у выхода и хочет остановить, но слышит в ответ: «Хозяин поручил тебе охранять меня, но не держать взаперти», — и, может быть, что-нибудь о том, что всё это делается, чтобы помочь и послужить мне. После этих слов самоотверженный кореец мог бы идти куда угодно. Учитывая опыт его странствий и выживания, могу предположить, что, если им в пути и выпадали приключения, то по милости упрямой девицы. Когда Минхёк подвигал мне блюдо со свининой, я заметил у него на руке свежие шрамы и подумал, что это барс — они как раз водятся на Циской дуге, а в пору прилива превращают её в свою вотчину.

Мне оставалось только пообещать не создавать в дороге лишних хлопот.

Мы вернулись к ночлежке напротив заведения Му — у Мэйлинь оставались в комнате кое-какие вещи. Минхёк путешествовал налегке — с тем и в том, что у него было, когда он вышел за ворота нашего дома. Я ещё раз вспомнил его рассказ о скитаниях по трём областям в поисках «индийских гранатов» и вдруг отчётливо, остро понял, что именно сюда он собирался прийти с Минчхолем, именно отсюда начать новый путь — тысячекратного благополучия. Я представил себе, как старый процентщик с лицом бескорыстного праведника вертит красный шар в руке, выискивая, за что бы сбить цену, и подумал, что всё получается очень несправедливо. В ожидании Мэйлинь мы стояли на улице одни, нас никто не слышал, и я предложил ему взять сейчас все «гранаты», вернуться к Му и получить за них награду.

— Вам нужны деньги? — спросил он.

— Нет, я хочу, чтобы эти деньги достались тебе и ты мог жить, как сам того пожелаешь.

— Сам я ничего не желаю, — сказал Минхёк. — Я живу так, как желает мой глубокоуважаемый старший брат.

И, как бы опасаясь, что я не пойму, рассказал мне об одном корейском поверье. Якобы на сорок девятый день после смерти душа человека, облетев все места, дорогие ему при жизни, возвращается к родным и самым дорогим ему людям, чтобы уже от них начать свой путь на тот свет. В этот-то самый день считают возможным получить от души последнее напутствие, сообщение или предостережение. Для этого накануне готовят особый алтарь. Перед жертвенником ставят стол, на котором помимо свечей и яств для призрака кладут бумагу, письменный прибор (даже если покойный был неграмотен) и ритуальную визитную карточку с приглашением проявить себя. Минхёк рассказывал, что в иных случаях дух действительно являлся ночью и оставлял что-то вроде прощального письма, но чаще, разумеется, бумага оставалось белой, а еда нетронутой. Тех, кто проводил обряд, это не смущало. В таком случае шаман или ближайший родственник покойного брал в руки кисть и, обмакнув её в тушь, несколько раз кропил бумагу. И, если кляксы требовали дополнительного истолкования, просеивал блюдо риса над листом с написанным текстом и уточнял смысл по тому, на какие иероглифы упадут мелкие зёрнышки.

От владельца «Золотой звезды» Минхёку была известна дата смерти брата-близнеца, и он, конечно, не преминул провести в этот день ритуал. Мне хватило такта не спрашивать о подробностях, но исход был недвусмыслен:

— Глубокоуважаемый старший брат подождёт меня до перерождения. Я же остаток жизни буду служить вам. Остальное неважно.

С детства я питал слабость к рассказам о народных верованиях корейцев (в отличие от китайских суеверий они не встречали у меня такого уж резкого отторжения, я находил в них какую-то простоту и наивную искренность, которая при всей ложности идей побуждала ими интересоваться), но о таком обряде прежде не слышал. Всего месяц спустя, читая редкие главы «Коллекции» и рассказ «Мнимая смерть», я дважды встретил его описание. Может быть, случись это раньше, я не задал бы Минхёку вопроса о том, насколько широко он распространён в его родной области. Слуга и здесь удивил меня, сказав, что в Чжао этот ритуал не проводится вообще. Близнецы узнали о нём во время путешествий по яньским горам. В одной из деревень как раз вопрошали дух умершего старосты, и один местный житель растолковал пришельцам, что к чему.

— Добрый человек. Тын Тэхён. Вовек не забуду, — добавил Минхёк.

К семи часам я успел выписаться из гостиницы, выслушать сердитые слова моего лечащего врача, порадовать Чжэн Тоуто, купив ему сборник мистических новелл, и явиться к торговой палате. Хуан Чжэлу ждал меня у входа, где на большом чёрном щите мелом записывались сведения о ценах на ключевые товары и отчёты по сделкам крупнейших гильдий. Перед таким щитом всегда можно увидеть стайку маклеров, Хуан выделялся среди них тем, что единственный стоял к нему спиной. После приветствий я отстегнул от пояса меч и тут же его отдал.