Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Океан и каменоломни

Брошенный во стихии,
действием не расточен.
Или бежать нет мочи?..
Я воззову к Марии!

Пессимистична сага.
Или уполномочен?
Пастырь идёт оврагом
по сердцевине ночи.

Зимы и леты – мысли,
осень в заветном крае.
Вёсны стихом исчисли.
Гибну. Неузнаваем!

Мы не в глуши провисли,
если не умолкаем.
Вы – благородны выси,
что нарекаем раем.

Их обниму в глаголе.
Почва речей – предвечна.
Небо – пространство воли,
звёзды – богов наречья.

Не усидеть в берлогах.
Грозны слова булатов.
Там у небес – отроги,
зовы небесных братов.

Не осудимы грустью.
Вот она – цепь златая,
если не ошибусь я
замыслами Алтая.

Неисполнимо слово.
Чувственность меры – байты.
Что это – поиск крова?
Бедные коперайты!

Если бы!
Вспыхнул школьник.
«Что вы несётесь мимо!»
Им объясню – «Соколик!
Пройдённое – не мнимо».

Но устыдимся взора.
Будто спешит в закланье
гибельного позора
скаредное молчанье.

Хаос – ты не анархия.
Меты – момент количества.
Властвует олигархия
на рубеже величества.

Роскошью правят Плюшкины.
Что ж, подадим духовное.
Мы по лицею – Пушкины.
Переиначим должное.

Но не оценят оного
юноши-энергетики.
Эта юдоль озонова —
сумерки нашей этики.

Зеркало, ты – история
ракурсов математики.
Славен урок теорией.
Но и умён прагматикой.

Пробуют. Ощупь точности —
да наважденье патово.
Не заболеть от прочности —
следствие постсократово.

Хватится слава генная
и отпылают отроки.
Нам лепетала пенная
сила голодной оптики.

Где ты, минута милая,
от вознесений прячешься?
Ты ли, любовь остылая,
жалобой обозначишься?

Мы – твои слуги вольные:
рыбы, хвосты пергамента.
Звуки, слова парольные
станут на луч орнамента.

Наши ряды прилежные —
воины серой дикости.
И зарыдают нежные
хищники многоликости.

Бедный – должник систем,
и у судьбы на сыске.
Вскрой драгоценность вен
по долговой расписке.

Не побеждён, кто ал,
по представленью нови.
Жидок не капитал,
но несомненность крови.

Радуйся, кто не стар,
понаторел в дисконте.
Собственность – как пожар.
Мы – на текущем фронте.

Тот, кто сегодня мал,
сам себе долг и дело.
Помни! Не феодал.
Бог – обладатель тела!

На договор господ
мы – предъявляем риски.
Так утвердил народ
в памятном обелиске.

Суд.
Космической водой
возрастали на долинах
и её тугих глубинах,
вертикалях, серединах
вслед за малою искрой.

Осмотри.
Угасший остров.
Там – осколки прежних уз
меж мелькающих медуз
бессознательного роста.

Уплотнение погоста,
гимны вести родовой…
Разлетаемся чредой…

Губы влюблённых печальны и немы.
Если они – Хризантемы.
Пусть будоражат душистой волною,
я полечу за тобою!

Если она – Орхидея,
к милой приблизиться я не посмею.
И, побеждённый её чистотою,
рощи и рифмы омою.

Но прославляю влюблённой смекалку.
Если она – Фиалка.
Пусть не поддастся смертельному зною,
губы я влагой укрою.

Как ты пылаешь, изящная Астра,
я обыщу всё царство.
Там, где овеяны счастьем Левкои,
душу любви успокою!

Белая Роза, мерцанье Сирени.
И обнимаю тени.
Тайнам небес покорился Отелло.
Ты ли, голубка Омела?

Жертвенной полосы
доблестные туристы!
Не различат весы.
Наше сознанье чисто.

Так наднебесный мир
гениями утроен.
Не пригласят на пир,
кто не духовный воин.

Но и не главный банк,
не охранивший чести.
Слава – не аксельбант
на перегонах вести.

Гордо передний ждёт.
Зряшное треволненье.
И не откроят счёт
тайны стихотворенья.