Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Океан и каменоломни

Давние перемены
не обтекают статью.
Даже дыханье – стены
напоминают братью.

Светом двадцать четвёртым
веет из поднебесья.
И голова истёрта,
но не в законах весь я.

Что-то ещё осталось —
вехи свободной воли?
Мне ли не доказалось
в этой незримой школе.

Хоры.
Угасли великие дали.
Не различенные скопища мест.
Неосторожно и грубо искали
гимны сознанья на сходках невест!

На циферблатах роятся метели.
Наши мелодии – не мавзолей.
Бунт очагов? Алтари улетели.
Не воспылали заботливо-злей.

В нас прорываются тёмные дебри
сквозь безобразно сверхплотный покой.
Маленький всплеск исполинских энергий,
сколько субстанций?! Взметнулись волной!

Не распознаем. Безумствует мелос.
Что за покосы безрадостных дней?!
Вот и капризам судить захотелось —
чары спокойных, безумства полей.

Сонно крадутся. Скупые диезы —
вы как печали глуби роковой.
Хрупкие гении злого железа.
Кто и зачем, созерцательный мой?

Как ты серьёзна, прекрасная панна.
Не восхитительна. Это не странно.
Звукам и мукам осанна, осанна!

Сон. Налились напряжённо колени.
Жертвенны струны, вы мной овладели.
Всё это – тени, случайные ноты,
взяты душой у начала работы.

Волны – видение виолончели.
Руки, вы скромны, взволновано пели,
будто качались в пуховой постели.
Кто, тот счастливый, у правой панели?

Властны объятья. Пали каноны.
Плавные жесты творят притяженье.
Что нам, весёлым, чужие знаменья.
Радостно-тёмное эхо смущенья.

Ну, а движенья? Уподобляю
медленных, сонных морскому приливу.
Так убедительны спящие нивы.
Ваши намеренья властно-красивы.
Но и, конечно, летящие роли.
Помнят они об ударном глаголе!

Слышу раздумья. Печальны высоты.
Дудочка малая, ты не молчала.
Грубым пустыням и громам вокзала
ты посвятила смиренные ноты.

Что-то воздушное. Суть – промелькала.
Но не эпохи и вздохи простуды,
ало-зелёное, вешнее чудо.

Скромны видения юной Джульетты.
Не различимы влюблённых приметы.

Движения комедий угловаты.
Виляет стиль, мелькает пышный бант.
Стремительны безумные фанаты.
Но не клиент я и не экскурсант.

Ты, комментатор, этой прозой горд.
Казнят родителей пародией удалой.
Потоки слов сжимаются в аккорд.
Бесчинствует воспитанный рекорд.
Сметаются духовные порталы!

Отроки, блаженные девицы
ёжатся в классической кроватке.
Вот они, услышаны – провидцы.
Размышленья – в сказочной тетрадке.

Поняты: осколками, сверканьем.
Взяты в потребление Кощеем.
Ничего постичь мы не сумеем
нашим элоквентным бормотаньем.

Посреди изведанного свинства
одиноки скрытые купели.
На путях отцовства, материнства
мы на панибратстве угорели.

Балерины трезвости – пикантны
в исках атлетической поддержки.
Спящие, как миф, колаборанты
катят в зал разбитые тележки.

Символы порождения,
вы переход открыли.
Сферы сопротивленья?
Скрыты тугие крылья.

«Наши» – всегда в кураже.
Слава – талантам воли.
Рыщут. Чудны муляжи.
Тайны – загадки роли.

Не приближайтесь! Близко
таинства осьминога.
Рыбки, они – артистки
из заведенья «Нога».

Рифма – моя подруга.
Зеркало умиленья
выбежит из-под плуга
четвертовать коренья.

Средства – не куртуазны.
Речи – народ суровый.
Сути бегут. Соблазны!
Но и лягнут. Оковы!
Ах, не ликуйте праздно,
жаворонки и совы!

Вечен сюжет, третичен.
Иго его – при жизни.
И не смолкают спичи:
замысел электричен.
Гневы грядут Отчизне!

Надо бежать сторонкой.
Не разрушайтесь сами!
Преданные сноровкой,
тренером на татами.

Тихи ночные трели,
стянутые балладой.
В нашем забытом деле
не трепещу цикадой.