Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Колизей

О, Рим! Орём? Славу тебе поём!
В плену личин, Тебе молчим…

Распрямись, отверженный калека, я стою,
отрёкшийся от роста,
и витают духи Ариосто на земле XV века.
Дух печали? Грезила Феррара. Вот и я,
забывшийся в передней,
поминаю дерзкого Икара. Перезвоны вторящих —
победней!

Среди гордо мелькавших приличий
вдруг ворвётся желаемый сон.
Это ты, Боже мой, Беатриче,
за испуганной негой колонн!
И приютом воздушных бываний
этот замок стыдлив. Обойди!
И намёк безнадежных мечтаний,
речь мою потаённо суди.

Бегаю по слогам. Хаос по берегам.
Пытка и срам губам: но воскурю фимиам.
Толпища и суды. Робость подвластна снам.
И не пусты труды. Не разминуться нам.

Жатва. Осенняя даль. Не успокоен Грааль.
Не расставаний жаль, если вблизи алтарь.
Где вы, Борис и Глеб? Гения прячут в гробу?
Мой интеллект ослеп? Но уплотни тропу!

Не доказать рискую, будто священны данники.
Вести напропалую? Но не щедры изгнанники.
Големы расстараются. Выбито, что замечено.
Это меня касается. Странники опредмечены.

Космосом повседневного техники искушаются.
Лозунгами победного юные просвещаются.
Зовы небес – утопия? Боги, вы столь несмелые.
Искренна мизантропия. Духу привычны зрелые!

«Правильные» людишки благословят «излишки».
Всё подберут до крошки администрации сошки.
Ветхое Римское право и на столах Держава.
Вспыхнут, беспечны фишки. Да не в себе, братишки.

Профили надвигаются. Что обещают обложки?
Медленно расплываются: дамы, цветы в окошке.
Милые экселенции, вы не подсудны специи.
Грифели просят терции двинуться вглубь Флоренции.

Вино драпирует наркозы, рассудки плохих воспитаний.
Левкои не проститутки! Сердечны бульвары желаний.
«Защиты, защиты, защиты!» Твердят восковые витрины.
И ленью беспечной прошиты парижские дево-мужчины.

Но кто растерзает жестоко восточные прерии юга?
Пурпуровый замысел сока вкушает слепая подруга.
И просим ни день и ни вечность: венозной невиданной речи!
Печальная сечь. Человечность представлена в безднах картечи.

Куда вы, коты и собаки? Печали, забот не жалея,
стремятся к изысканной драке на этой сословной аллее.
И слышалось будто: «Скорее!» Неведомы замыслы знаков.
Посол марсианский заплакал и бросился в Гиперборею.

Померк полководец Твардовский. Тёркина высмеял нытик?
Пушкина с Маяковским не встретит скупой аналитик.
Дух вечности смят и увечен. Почто затаились в разоре?

О, жалкий раздел территорий! Разбои, просительны встречи.
Изведали долю? Далече!
На смятых подзолах пожарищ, рассудок, меня не ославишь.
Забытое имя «товарищ», его со святыми восставишь.

Тебя с вознесёнными, Тёркин, ищу я, растёрянный зоркий.
Судимы, гонимы, теснимы: бескрайни поля и равнины.
Покинуты наши пригорки.
О, как вы привольны, красивы, плакуче-задумчивы ивы!
Но им неуместны восторги.

Вижу холмы болгарские, или я вторю Плинию?
Это царица Савская исповедает Лилию.
Было сегодня видено. Гулко сердцами слышимо.
Солнце невыносимое льётся, как дождь, над крышами.

Что волочим сосудами? Рифмы смиряют весело
горькими изумрудами поиски равновесия.
Не отпылать пожарищем, не отогреть неделями…
Скупо сказал товарищу: «Поздно рыдать над елями»!