Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Океан и каменоломни

Но не вовлечь канитель исцелений
на подтвержденье братства.
Миру растений потворствует гений.
И отвергает пиратство.

Бродит, надежды и вздохи лия,
у пирамиды раздумий Атона
дочь – воплощенье страстей фараона.
Странная радуга – это ли я?

Свиток папируса помнит ладонь.
Жар на поверхности выбитых знаков.
Так вовлекают холодный огонь
в сказочный праздник бенгальских бараков.

И набегают на спящую грудь
робкие сонмы звенящих движений.
Но испытать тишину погружений,
или прощеньем припомнить, прильнуть
к вечности сонно-небесных мгновений.
Это ли твой ослепительный путь!

Тень моя тёмный рассудок возьмёт,
примет его в колесницу погони.
Это потом завершится полёт,
и припадут удивлённые кони.

Ужас геенных стай
ширится в наши нивы.
Вырезан урожай.
Вот он удар наживы!

И сокрушенье лиц —
знаки: позор и совесть.
Тайная мысль лисиц —
тёмная биоповесть.

Ходит вокруг лакей,
или собака Динго.
Только уйти посмей
с этого поединка!

В тёмных законах заводится зверь.
Он развивается в нашей породе.
Сонно мечтаем о ясной погоде.
Но Воскресенье, как совесть – похерь!

Прячется зверь у закрытых сторон
и не стремится до срока наружу.
Так и ледок пробивается в лужу,
если в душе занимается стон.

Не оскудеет железная клетка,
не прерывается первый звонок
той глубины, что зовётся сердечной.
Ты его помнишь, любезный дружок.

Как возвещалось о нём Цицерону,
да и Сенека отчётливо знал.
Наших знамений слабеет накал.
Не поддаёмся тревожному звону.

Кто в отдалении славно слагал,
выпал в осадок на суд деревеньки.
И рассудительно гневные Стеньки
жгут по соседству сырой сеновал.

Наши события на языке,
что припасла равнодушным природа.
Падают смерчи. Но клич небосвода
не распознаем в ползущем песке.

Недра бунтуют. Огонь потрясений.
Мы продолжаем дремать в гамаке.
Наши рассудки в соседнем леске.
Их подбирает задумчивый гений.

«Ах, услыхать»! Говорили снега.
Время несётся, и близь одиозна.
Истина нашей планеты строга.
Но и оглохли в пыли виртуозной.

Это Америка или Китай.
Там, возле облака, плачет Россия.
Хаос сознания – наша стихия.
И поминаем судьбу невзначай.

Разум космический. Бьётся атолл,
будто бы волны летят на пуантах.
«Что вы погрязли в ненужных талантах?»
К нам обращается высший глагол!

Молит он нас, неродных, погодите,
бросьте заботы и дурь пустяков.
Мы повторяем, но вы не молчите.
Космос не глух. Но ответом – суров.

Нам не нужны оковы
и заклинанье пут.
Воля и дух – суровы.
Но и суров маршрут.

Это – напоминанье?
Но не моей вины.
Ведомо умолчанье —
совесть больной страны.

Наше сознанье ново
не оскорбленьем мук.
Не умирает слово,
если смирён испуг.

Нас закаляли далью,
близью не оступись!
Живы твоею сталью —
«Падая – поднимись!»

Фрэнсису Бэкону
и Шекспиру,
благодаренье мира.
Но не спешит с обновкой
друг маскировки,
пасынок конвоира,
ветренный сын эфира.

Разрешенье/запрет:
Университет
Логоса вольное слово.
Благословенна подкова
на побережье лет!

Ждёт нас порог избитый.
Чаю бы выпить в полдник!
В сопровожденье свиты
трюм пересёк полковник.

Может быть, по докладу,
или ещё повыше?
Честь отдают отряду
наши слепые мыши.

Боль твоя – не от труда.
Гимнам – коварен ноль.
Не говорите «да»
гибели светлых воль!

Это – товарный стык.
Он разыграет роль.
Вылетит хриплый рык,
будто аэрозоль.

И запирует хлыст.
В воздухе смел угар.
Не поспеши, артист,
на торжество бояр.

Пир, залихватский звон.
Купол сомнёт озон.
Сон золотушных чар
нам навевал анчар.