Ян Вильям Сиверц ван Рейзема - Океан и каменоломни

Смуты времён Да Винчи?
Я обращаюсь к ней.
В наше иное «нынче»,
вестником прежних дней.

Легкомысленно простужен
кроткий отрок спит.
Он не Рюмин, не Бестужев.
В чём его магнит?

Но вопрос не ординарный
не вотще стучит.
И созвездию «Полярной»
посвящён пиит.

Что ж, ему в законной мере
разъяснил Эол:
«В поднебесной атмосфере
тёмен твой глагол.

Ты подай ему сигналы
философских чар.
Эти хрупкие порталы
не скупец черкал».

Александра дорогого
встретил Михаил,
и откликнулись на слово
хоры высших сил.

«Воля Божия над нами,
возжигайте знак».
Разлетаемся мирами,
мол, смертелен мрак.

Соискатель и паломник,
не спасут престол.
И захлопнул ежегодник
господин посол.

Нефтеносными пластами
откупил чертог!
Но данайскими дарами
не торгует Бог!

Посланец милый и далёкий,
откуда ты?
Средь одиозных одинокий
у высоты.
На недоступные пустыни
легли следы.
Твои заветные святыни —
глоток воды.

Будто бы рожки и ножки:
правильные обложки.
И притаились у вышки,
бросят игральные фишки.
Не безысходны простушки —
старые побрякушки.
Праведные людишки
благодарят излишки.
Всё подберут до крошки
администрации сошки.

Тихо на летней террасе,
дождик нагрянет скоро.
Слышу печаль узора.
Эхо в забытом классе.

Бросили нас случайно,
будто бы осудили.
Наши рассудки – тайна.
Всадников возлюбили.

Мчались они по трапам.
Гордые – еле живы.
Чёрные – смяты крапом.
Белые, вы – оливы!

Клавиши – не реторты,
шествуем, други музы,
но и мизинцы стёрты
в горестные союзы.

Что неизменно строги?
Горе недомоганий,
мнимые недотроги.
Жала напоминаний?

Небо ли голубое?
Так ли оно неслышно?
Все уже после боя.
И отдыхает Вишну.

Что упросил Конфуций?
Толику благородства?
Мы не его любили
в сумерках первородства.

И не простили внуки,
если несутся плачи —
жаркие наши звуки,
то, что зовём удачей.
Или душой погоды.

Сумерки не прекрасны
падчерице природы.
И замечанья – частны.
Но и уходят годы.

Вспомнил тебя, аль Ваади,
в стане консерваторий.
Что говорят тетради?
Брошены из историй?

Как мы потом молчали.
Помнила ли об этом?
Пусто в холодном зале.
Так исчезало лето.

Девочка-ангел распишет стихи.
Ходит она в нелюдимые гости.
Ах, не бледнейте! В младенческом росте
нам отпускают любые грехи.

Третьего полдня она рассказала:
«В Лондоне был эпохальный пожар!
Время меняется. Репертуар
бодро шагает из падшего зала.

Ей вы, актёрские! Луки на взвод!
Бешено вымчит ревнивый Меркуцо.
Да подоспел караульный народ.
Но не успела и оглянуться!»

Не Петипа. На родном языке
и неотменно – Вильяма Шекспира.
Что ей, изысканной, будни кумира.
Сладко бы с книгой дремать в гамаке.

Ей по душе родовые замашки —
щелкать шарады, как будто фисташки.
Страстно отчитывать – только не кичем.
Данте – такую любил Беатриче!

Духу нельзя без надзора Флоренций.
Родственны чуду – благие младенцы!

Где мы? Благое соседство
тянется на восход.
Верное это средство —
падать на эшафот.

Новыми двойниками
шествие расточать?
Тайные сны над нами.
Истины не зачать.

Не убедить пороги
обезопасить брод.
Чутки фонемы, слоги
выразят оборот.

Демоны зол ссудили
старую память крыл.
Тихо сознанья плыли.
Это Господь решил.

Сказочная поляна
новых полна имён.
Видеть их слишком рано
вставших мужей и жён.

Белые распашонки,
беглые рукава.
Мальчики и девчонки.
Истина такова.

Но забываться рано.
Это и наш разбег.
Лёгкое покрывало.
Души, как белый снег.