Александр Долгушин - Коротко о разном

когда навоз по самы помидоры.
Серпом по я оккамовская грань.
Грохочет город. Раздвигает шторы
Ладошками пугливая герань.

Вновь обостренье тупости. Увы.
Не каждому дано парить без крыльев.
Преодолеть бессилье без усилья
Нельзя. А прыгнуть выше головы?

Как песню спеть мне, будучи немым?
Согласие. Битьё посуды. Ссора.
А истина вдруг оказалась вздором.
Вы за решёткой. Только вне тюрьмы.

Есть белый свет. Есть чёрный кот в мешке.
Всё включено в какой-то круг порочный.
Луч света спрятан в скважине замочной.
Ключ – в сундучке. Который на замке.

Историю, как и храмы, делают обыкновенные люди.
Бьют куриные яйца, распределяют белок и желток:
Это – в раствор, а из этого делать будем
Краски. Руководит работами Бог.

Уходят сквозь землю озёра, теряются целые страны.
Прятки. Кому уподобился человек?
Снова ворота. Таращимся, как бараны,
Перетекаем, как реки, из века в век.

Руны на камне. Бьёт колокольня поклоны.
А на дверях – вериги, амбарный замок.
Где-то внутри, замыкаясь в себе, иконы
Думают: «Господи, кто бы Тебе помог…»

Мой организм днём и ночью перерабатывает чай.
Я мотаюсь вторую неделю по городам и весям.
Ты успокаиваешь: «Любимый мой, не скучай!
Всё быстротечно и временно. Мир так тесен!

Всё у меня окей.» А тут – хоть колоти в колокола,
Хоть уходи в монастырь, особливо – в женский… Метаморфоза.
Автобус-матрёшка. По-прежнему сажа бела.
Плачут мужчины и бабы хохочут с воза.

От Вологды и до Вологды скатерть дорожная – вся в узелках.
Многоголовы соборы Руси пасторальной.
С чего бы вдруг – о чиновниках и дураках?
Путеводитель, а по домам не пора-ль нам?

Бобры. Плотина. Половодье слёз
За вдохом или выдохом глубоким.
За частокол шлагбаумов-берёз
запрятал окунь полосаты боки.
Стремительно проносится оса,
висок отрикошеченный седеет.
Нечаянная жизни полоса —
неважно как, неважно, с кем и где я.

С бухты-барахты барахтаюсь в этих глазах.
Век воли наступит – захочется века неволи.
Тёмные омуты… Как бы тебе рассказать
О том, какой я законченный стал Светоголик?

Там, за туманами – радужки. Солнце встаёт.
Тает роса. Суеверие: радостно слишком.
Как бы не сглазить. Впадаю в свеченье твоё.
Ты говоришь: «Ну какой же ты взрослый? – Мальчишка!»

Гладишь мне волосы. Средоточенье ума.
Связи серебряных рыбок с суровой мерёжей.
Брод. И по горло (кому – по колено) – туман.
Шмыгает носом колючки теряющий ёжик.

Добродушен дом. У старой ивы
Сердцевина крошится ствола.
Дом кирпичный выглядит красивым
С этой ивой во главе угла.

На стволе у дерева заплата:
После операции живот.
Дряхлая атлантка, суковата,
Подпирает низкий небосвод,

Полный влаги и густого света,
Серого, текучего, как ртуть.
Полные печали, сети веток
Ловят ветер.
В осени по грудь.

Уныние и безнадёгу – на пушечный выстрел!
Дробина слону. Но это не про тебя.
К хорошему привыкаешь незаметно, приятно и быстро,
А вот отвыкать… будто БУКами по воробьям.

Молчишь – так сохраннее золото, немудрёные зубы.
Медные трубы играют побудку-отбой.
Розги. Как прутики. Не поломались по одному бы…
Но это конечно опять не про нас с тобой.

Мелочи жизни. Бывает, что «птичку жалко».
Игрушечных армий полчища – смахнуть рукавом.
Прутик несломленный. Вырастет добрая палка.
Небо-земля. А между – вот так – живём.

«Шир», да «шир» – метёлкой дворник спозаранку…
Спозаранок нынче тихий. Выходной.
Загляделся на воронью перебранку
на деревьях, вкусно пахнущих сосной,

почерпнул немало ценного из лужи —
облаков, ветвей, ворон круговорот.
В голове стихотворенье, а снаружи —
проза жизни. И заботы полон рот.

Утро доброе, ни пуха, ни пера, но
мечет солнце оперённые лучи.
Вся рубаха в мелких дырочках. Подранок.
Где-то в небе птица чёрная кричит.