Александр Долгушин - Расклееенный мир

Клей плохой. Расклеиваюсь весь.
На соплях, как видно, всё держалось.
Осень. Лакмус. Дождевая взвесь.
Листьев разношёрстных побежалость.

Побежалость беженцев от войн.
Кровь и ор над пропастью вселенной.
Мир идёт по грани ножевой.
Что-нибудь включить повеселей, но

Видимоприёмник барахлит.
Как ни бей – набит он дураками.
И разводит добрый Айболит
В облаках беспомощно руками.

Луна. Паук, играющий на гуслях.
Серебряные струны тишины
Смертельной. Если схватят – не отпустят.
Застыл в очаровании луны
Бездонный лес. В чащобах чёрных глухо
Потрескивает что-то и шуршит.
Спит зайчик сладким сном, улитка, муха…
И вам спокойной ночи, малыши!

Там слоники бродили по комодам.
Там книжкам было тесно в этажерках.
Была тогда на чтенье книжек мода.
Был интерес. Какая к чёрту жертва?

Быть может, трудно нынешним поверить
Учащимся в девятых даже классах:
И колбаса была в эСэСэсСэРе!
Причём (что удивительно) – из мяса!

Налетела сопливая осень,
Наступила на горло моё
Сапожищем. Бездонную просинь
Проклевало меж туч вороньё.

Покатились дождинки по драпу,
По брезенту, по крыше, лицу.
Замочили брезгливые лапы
Кошаку. Наследил по крыльцу

Старый клён. Где нога не ступала
Ни твоя, ни моя двести лет —
Доски дряхлые он пятипало
Окровянил. Какой-то хоть – след…

Пусть по-своему каждый меня пони… не понимает.
В этом вздрюченном мире, лишённом моральных основ,
Под завязку (по горло) уже нахлебался дерьма я
Чьих-то мыслей и грязи по-чёрному сделанных слов.

Оттого по ночам – то понос, то позывы к блевоте.
Тянет перец-горошек настойчивым спиртом залить,
Активируя уголь, шатая здоровье. Ну, вот те! —
Довели до бессонницы думы о благе Земли!

Как бы нам эту жизнь довести до ума, обустроить,
Как бы нам демократию от демократов сберечь…
И болит голова. От души. Или от геморроя?..
Всё пошло через «жо». И молитвы, и таянье свеч.

Хотел свести намедни с жизнью счёты.
Но тут увидел пачку сигарет.
Дай, думаю, курну ещё, чего там!
На том-то свете сигаретов нет.

А может, с горя рюмку водки хлопнуть?
На пару капель больше-меньше грех…
Ну вот, уже и расхотелось в гроб мне.
Привычки вредные – затычки для прорех

В унылой жизни. Взять, к примеру, сало…
А может, взять? – Хандру развеет ведь!
Эх, балалайка бы не помешала,
Цыгане, бубны, пляшущий медведь,

Копыта, снег, хохочущие бабы,
Кустодиев, цвет маков с калачом…
Нет, счёты с жизнью – это не для слабых.
Не каждому дано быть палачом!

Квакваакварельное утро. Туманец.
Круги на воде – как на печке конфорки.
Стрекоз наблюдаю блистательный танец.
Целуют румянец зари краснопёрки.

Среди лепестков распустившихся лилий
Дюймовочки ждут, как Ассоли, чего-то.
Бегут водомерки, аршинами мили
Пытаясь измерить. Вздыхает болото.

С недосыпу туман в голове. И немного качает.
Город гулок и пуст, словно все улетели на Марс.
Ни души сухопутной. Лишь крики тревожные чаек
Над макушками сосен в предсолнечный мечутся час.

Сапоги омывает роса, и кустарники лижут,
Как телята, мне руки. Спешу, предвкушая уже:
Станет в прятки со мною играть по-мальчишески рыжик
Среди юных берёзок, взлохмаченных и в неглиже.

Не умирает бабы Ванги дело.
И дело Джуны тоже не умрёт.
Кончается в процессе жизни тело.
Ты старишься. Душа – наоборот.

Потом она заселится в верблюда,
В кузнечика, который – скок, да скок.
Володя станет называться Людой.
Освоит чукча северный Восток.

Не средний век, а крайний. Мракобесье.
Опять война. Со знанием внутри
Придёт мессия. Вольф, который Мессинг.
Под номером примерно тридцать три.