Александр Долгушин - Впечатления

Пытаюсь уснуть. На плоту уплываю.
Теченье. Средина реки.
Му-му… Мне на шею петлю одевают.
Кирпичная тяжесть тоски…
Трясётся от страха душонка живая:
Легко ли идти ей ко дну?
День прожит. А я его пе-ре-живаю.
Авось, до утра дотяну…

По ночам, призыв почуяв свыше,
Без страховок, сена, рюкзаков,
Человеки шастают по крышам
В зыбком свете.
Вроде мотыльков
Ковыляют лунные Икары
По росе, по снегу босиком…
Странно, что никто не видел парой
На прогулке их. Или гуськом
Чтобы шли земляне.
Ветер свищет
Лунный в притяжении Земли…
Что они впотьмах наощупь ищут? —
Потеряли блюдца-корабли?

«Емеля, чё те надобно? Ваще
Ты наглость потерял, на печке лёжа!
С каких таких тебе должна я щей
Желанья выполнять, крестьянска рожа?

Ты начитался сказочек, поди,
Паршивый рэкетир! А ну-ка, в прорубь
Пусти меня! Ты только погляди —
На ём пахать и репу сеять впору б! —

А он, эксплуататор, щучий сын,
Дровишек в печь подкинет, и кататца
По девкам. Плачет по лентяю дрын!
Ишшо бы луче – провести кастрацию!

Зима… Карась давно ушёл на дно,
Залёг, как поросёнок, в ил глубоко.
Лишь прорубь, словно в мир иной окно
Потусторонний, светит синеоко.

А сунешь нос туды. так сразу – хвать
Тебя за жабры, и – прощай, свобода!
Такая жись. И поминай, как звать.
Не суйся в воду, не узнавши брода!

Там – не уха, так просто кабала.
На шею сядет вот такой Емеля…
Как будто рыбный день (что за дела?!)
Семь дней (иль даже суток) на неделе!

Дом ледяной. Средь ледяных оков
Живёшь, не зная о людском коварстве…
Полно на свете всяких дураков,
мечтающих о тридевятом царстве

И о халяве: двое из ларца,
Веленье щучье, скатерть-самобранка…
Три «М» и от небесного Отца —
Как снегопад – перловка… То исть, манка.

Ох, до добра меня не доведут
Такие речи! Жизнью правит случай.
Прощай, Емеля! Привыкай к труду!
Не жди, покамест нищета прищучит!»

Хвостом плеснула щука и ушла.
Остался у разбитого корыта
Дурак Емеля. Вот таки дела.
А что там дальше было – шито-крыто.

P.S.
Из отзыва:
Печально вслед Емеля глянул щуке
И про себя подумал: «Вот же с… ка!»

Малиновые гроздья над поляной.
Горох мышиный, зреющий в стручке.
Повисла солнца капля на сучке.
Шуршат стрекозы, и куда ни гляну —
По бесконечным тропам караваны
Идут к подножьям хвойных пирамид.
А где-то ангел вёдрами гремит
В притихшем небе. Значит, будет дождь.
А после – будет радуга и вёдро.
Ишь, как букашки суетятся бодро
На той земле, которой ты идёшь!

А ты чего ещё от жизни ждёшь?

Щипаю струны тонкие души
Прошу простить меня. Когда я снова
Коснусь в насторожившейся тиши
Обиженной слегка струны басовой.

Над круглой акустической дырой
Возникнет звук космически призывный…
И вылетит шмелей гудящий рой,
Большие клювы чёрные разинув,

И покусают. Может, до крови.
Себя мы в жертву принесём искусству,
Сердца отдав на растерзанье чувству —
Большой, но чистой, всё-таки, любви.

Буфет и печка русская. Сундук.
И к матице подвешенная зыбка…
Кадушки в сенцах – с клюквою во льду,
С брусникой. Замороженная рыбка…

А в стайке – запах сена, полумрак,
И шумное дыхание коровы,
Её печаль, её туманный зрак:
«А принесли моё с питьём ведро вы?»

А улица скрипит, уже синё,
На снег легли квадраты жёлтых окон.
На небе месяц с выкушенным боком,
Днём не увидишь этого с огнём!

И много-много ярких-ярких звёзд!
И дым до неба: избы – пароходы
Плывут в сугробах. Скоро Дед-Мороз
И ёлка. И подарки! С Новым Годом…

Какой тогда был на подворье век?
Как долго я живу на свете этом!
Всё освещает память добрым светом,
Плохое плохо помнит человек.

А летом… Помнишь, прошлым летом? —
Каким был мир? – Сияющим, согретым,
Цветным! Как на душе легко,
Когда с утра до ночи – босиком!