Александр Долгушин - Без сучка, но с задоринкой

Я памятник себе из чурки высек.
Себе! А не кому-нибудь ещё.
Я на себя гляжу из гордой выси,
Укутавшись осиновым плащом.
Как в зеркало, гляжу с немым укором
И думаю: «Чего ты, дурачок,
Пилил-строгал чурбан с таким задором?
Не мог оставить хоть один сучок?

– Сегодня спёрли старый мой башмак.
Вчера упёрли абсолютно новый.
Европа, блин! Рвут на ходу подковы!
Здесь думают, что я совсем дурак?
Овсом, как лошадь, кормят на обед…
– Да, сэр, такая в Лондоне система.
С ботинками и у меня проблема:
На них сошёлся клином белый свет!
Особенно с такими вот, как с Вашими.
Весь гуталин-то чёрный – в Простоквашине!

Пощупав на макушке выключатель,
Подумал я: «Пора мозги включать! —
Луч света в тёмном царстве…» Мой читатель
Советует стихи отдать в печать.

И, напрягая серенький умишко,
(Как с непривычки думать тяжело!) —
Я думаю: «Вот выпустится книжка —
И станет жить спокойно и тепло.

Все прочитают враз и поумнеют,
Полюбят ближних, перестанут красть,
А те, кто править нами не умеет,
Расклеят объявления: «Сдам власть!

В надёжные, заботливые руки,
Тому, в ком совесть есть, и ум, и честь —
Чтоб расцвели ремёсла и науки,
Пока ещё в стране народец есть…»

Все побегут стремглав друг к другу в гости —
Взглянуть в глаза, покушать да попить,
Помыть кому-то на досуге кости,
Подумать, как в законах закрепить —

Чтоб не было ни бедных, ни богатых,
Чтоб всем на свете хорошо жилось,
Чтоб – равенство! Ведь, помнится, когда-то
Как раз с него-то всё и началось!»

И,» репу» почесав, вздохнул я тяжко,
И ручку взял, и стал стихи писать…
Конечно же, я – мелкая букашка.
Но… блохи могут даже львов кусать!

О чём – бишь я? – Ах, да! – Что я – светило!..
Ой, не туда куда-то понесло! —
Скажи спасибо, наглости хватило
Ославиться почти на всё село!
Вот скоро вечер. Щёлкнет выключатель
За стенкою соседи захрапят.
Не спит, во тьму таращится мечтатель,
Полиция и медики не спят,

Отважные пожарники на стрёме,
Погранвойска бредут по полосе…
Не спит никто почти, короче! – Кроме
Всех остальных. Те – спят вповалку все!

Вот думаю: «Как напишу я книжки,
Издам трёхмиллионным тиражом,
Раздам и распродам их, а излишки
Распространю за дальним рубежом…

Богатым стану, жадным! – Экий барин!
Прислугу стану за виски таскать!..
Как всё же «золотой телец» коварен!
Не буду нахрен книжки выпускать!

В стогу, как в травах на лугу,
шуршат букашки-таракашки,
щекочут, чешутся, бегут…
А запах клевера и кашки
и прочих разных трынных трав
дурманит голову. Чихаю:
трава пряней любых приправ.
Любовь вприкуску к Иван-чаю
прикольна, ласкова, сладка.
Клубничка в сене – вкусный ужин.
– Придёшь ко мне, стемнеет как?
Кузнец? Зачем? Кузнец не нужен!

Укравши у хозяев дома корку
ржаного хлеба, в подпол утаща
её, мышонок с радости пища,
жевал зубами быстро натощак.
Сидела кошка, сторожила норку,

хотела шибко мышку изловить:
весь мышка обожрала дом кошачий.
Ей надо взбучку дать. А как иначе? —
Вон дедка с бабкой из-за корки плачут.
Голодными теперь остались вить!

А как снискать насущный хлеб мышу
в условьях городских, в кирпичном доме,
где кирпичей кирпич есть только кроме?..
Мне век в мышином маяться синдроме:
я манией ничтожности грешу.

А воровство – существованья часть
земного, это и глупцу известно.
Крадут везде и всюду, повсеместно.
Причём крадут частично даже честно.
Вопрос дурацкий: «красть или не красть?» —

Краденье – это маленькая – власть
над краденым. Я – маленькая мышка.
Меня – поймать?! – Ой, брысь ка, шалунишка!
Подполье – это крыша, а не крышка.
А серость – это вам не просто масть!

Была бы кошка – я бы добрых слов
Нашёл для кошки много, уж поверьте.
Но смерти я боюсь до полусмерти
Кошачьей.
Вот и сердце на засов.