Александр Долгушин - Расклееенный мир

«Всё хорошо!» – Он скажет: «Вы поверьте
В меня. Я вам принёс благую весть:
Пусть всех убьют, а всё же нету смерти!
Вооон – суслик. Видно? Нет? А суслик – есть!»

Насолю усмешек бочку —
Злых, таинственных, надменных.
Двести лет им до просрочки
В кучке листьев охрененных.

Заготовлю впрок улыбок,
Положу на полку зубы.
Ворох сделанных ошибок,
Неотёсанных и грубых,

Комплименты, сантименты
Пусть хранятся в коробушках,
Между ржавых инструментов,
Между веников с лаврушкой.

В паутине старых писем
Что-то важное хранится.
Тараканы мыслей… Брысь им!
Для болячек есть больница.

Здесь, на дне дырявой кружки,
Тюбик скорчился с «Моментом».
Лёгкий труп засохшей мушки,
Бескозырчатая лента.

Наряду с помётом крысьим,
Стопкой – чахлые обиды,
Календарь, совсем без чисел,
Как без жизни Атлантида.

Скрип рассохся в недрах скрипки.
В черепной коробке – разум.
В зону, где храню ошибки,
Посторонним вход заказан.

Я любуюсь следом санным
Между изб-одноэтажек.
Сохранились, как ни странно,
Глухари на крышах даже.

Свет пронзителен и зыбок.
Иней – синий. В песне – слово.
Лёд с мороженою рыбой.
Заржавелые засовы.

«Любовь – не вздохи на скамейке
И не свиданья под луной».
Алхимик бак из нержавейки
Наполнил брагою хмельной.

Она бурлит, по трубкам-венам
Течёт и капает на мозг.
Мозг отключается мгновенно,
И барахлит в груди насос.

От механизмов анатомий
Дурманом веет за версту.
Что нужно, трёх влечений кроме,
Для счастья?
Перси ки цветууут…

Для сердца? От? – Рубиновые капли
Боярышник разбрызгал по кустам.
В суровом небе клочья пакли-рвакли
Разбросаны везде – то там, то сям.

Синоптик – врун. Сантехник – руки б вырвать.
Мэр городской – ворюга и подлец.
Вода с ветвей берёзовых – за шиворот.
Но скоро этой осени конец!

Что сразу всё изменится – не верьте.
Не заглянуть ни в души, ни в умы.
Под снегом первым рыжий лист в конверте —
Письмо от приближённой к нам зимы.

Когда, нарушив мира первозданность,
Обрушатся обломки тишины,
Ущербный месяц, всех водящий за нос,
Застрянет в сучьях голубой сосны.

Ворона каркнет, сняв с рассвета пробу.
Качнув пространство, вытряхнет кровать
Меня из продавившейся утробы.
Пора вставать. Чтоб жизнь переживать.

Как в деревне, спать ложимся в девять.
Вот такие нынче времена.
Не хожу на танцы щупать девок.
Нет охоты к девкам ни хрена.

Да и танцев нету и в помине,
Ну а больше некуда идти.
Тлеет жизнь дровами в фальшкамине.
Напряженье падает в сети.

За окном в потёмках бродит осень,
Закрывает фонарям глаза
Утро. В промежутках (между) сосен
За ночь умудрился навязать

Кто-то серебрящиеся сети
И в туманец бросил за корму.
Солнце бултыхается в рассвете.
Рыба ты моя! Дай, обниму!

– Хороший текст. Причём написан в рифму.
Похоже, это всё-таки стихи.
Прохладный слог, местами образ рыхлый,
Как снег весенний. А из-под стрехи —
Пернатых слов озоровитых стайка.
И не поймаешь! Едет сено с крыш.
На капель многоточья лает лайка,
И носит ветер.
– Что, опять остришь?

Легко нащупал в организме точку.
Нажал. Включился где-то пыльный свет.
Зажмурился. В далёком закуточке
Хранится то да сё. За много лет
Не потускнело ёлочных игрушек,
Калейдоскопа битое стекло.
И не забылся бабушкиных плюшек
(Ком в горле…) вкус
И рук родных тепло.

Пилите, не пилите дурака,
Снимайте стружку и тешите колья…
Дубовая броня моя крепка,
А в сердцевине – пусто. Вот такой я
Чурбан. Давай о чувствах помолчим.
Мы – тёмный лес, хотя нас только двое.
Ты, если что, по дереву стучи.
Вдруг достучишься? Вдруг оно – живое?

Над городом открыто для гусей
И прочей перелётной птицы небо,
Не сушек, «сушек»… Летанины всей.
Вот разогнаться, да вспорхнуть и мне бы,