Лев Халиф - ЦДЛ

На привокзальной тумбе
Для доморощенных объявлений
Среди десятков продаж и обменов халуп подороже,
Где обычно народа скопленье,
От руки написанная записка:
«Умер великий поэт. Похороны по этой дороге…»

Три сосны над его могилой,
Будто он заблудился в трех соснах.
Врет намек – он достаточно пожил в лесу этом гиблом,
Знал, что делал и едва ли жалел,
Да и жалеть было поздно.

Память, она с камнем за пазухой.
Государственная знает когда и к кому запаздывать.
Нет, никакого зла она на него не держит.
Нет ему памятника, всего лишь стела от влаги бежевая.
И там, где печалится его профиль,

Мрамор лопнул у самого глаза,
Образуя что-то вроде ложбины,
Куда конечно же сразу и сбежались поплакать дожди.
Дитя до старости, баловень,
А вечно плачет глазница пустая,
Будто зацепилась душа
Где-то там за небесный шлагбаум,
Где родина делает вид, что тебя отпускает.

Я чужбину не выбираю —
она везде не родина вторая,
географии крайний случай,
она самой судьбы умнее…
Так вам сразу и отдала Россия
своих лучших,
их она и сама
убивать умеет.

Так что такое счастье?
Уже здесь
в Нью-Йорке
мне кто-то сказал, что оно в почве.
Его только надо уметь реализовать.
Добрая душа, он даже поделился со мной секретом.
И еще советом меня одарил:
– Да брось ты поэзию и спустись на землю!
Нет ничего дороже родной земли.

Не важно где она, чья она и сколько стоит.
Она твоя, ты же на ней рожден.
Ты не представляешь,
какое это счастье торговать родимой,
даже если ты только-только приехал сюда…
И заплакал – так искренен был.
Я, конечно, догадывался,
что на земле есть счастье,
но не совсем был точен – оно в земле.

– Из чего твой панцирь, черепаха?
Я спросил и получил ответ:
– Он из пережитого мной страха,
И брони надежней в мире нет [17].

Мы в любви отнюдь не робкие,
Сколько ее под шестым ребром!
В нас такую любовь воспитали к родине,
Что женщинам только остатки скребем.

Во множестве стран,
Как бы это не было трудным,
Трусам
Платят за страх.
И чего еще надо трусам?

Провидцы, мудрые мученики,
Дымы бород…
А вот историку лучше,
Он пророк наоборот.

Слава ищущим и нашедшим,
Будь то Пигмалион,
Творящий галатей,
Или придумавший себе ж на шею
Гильотину Гильотен.

Мой стих – бездомная строка.
Узнаю – моя рука.
Гуляет по свету – не оглянется,
Он знает – написать еще могу.
Никому краснеть не придется,
Кто усыновит мою строку.

Человек понятен без анатомий —
Смерть поднимается вверх
По течению крови.

Некрасивый, как Эзоп,
Как любые роды,
Искажен молчаньем рот,
Слово ищет брода.

Он всегда подводит рот,
Главный слова выдох,
Когда слово ищет брод,
Когда ищет выход.

Немоте припас гримас
Жест глухонемого.
Проворачивание громад
Ищет брода слово.