– Пусть он там посоветует их степи назвать нашими прериями, – сказал Одиссей Моисеевич, узнав про похищение Сосивовчика, – может, тогда урожай будет, а то ведь абсолютно нечего есть моим бедным родственникам, необдуманно оставшимся и конечно же жалеющим (так им и надо, идиотам!). А уж какие были волшебники по части добыть себе пропитание там, где не каждый млекопитающийся питается молоком. Пишут: «Одик, не поверишь – чай без лимона пьем…» И где – в солнечной Грузии!
Исчез. И вот уже ряды сомкнулись – кому не лень, всяк забыл Сосивовчика. Кроме нас, конечно. Мы его никогда не забудем, ведь он первая ласточка, самая первая, что вынула кость свою из всеобщего их каркаса. Он первый вор своего костяка, в, казалось бы, прочной их пирамиде, составлявшего каркас всего государства. И, может быть, даже разрушение всей этой гигантской империи зла именно с него началось. Это за ним побежали другие уворованные скелеты, с потрохами купленные когда-то. За ним побежали тысячи тысяч, унося свои ноги. Не винтики – ребра, пересчитывая которые и держалась советская власть. И когда это поняли там и попытались спастись, вернув Сосивовчика, – было уже поздно.
Шереметьево. Очередной эмигрант без опаски всходит на трап. Оглядывается напоследок и видит, как без грома и треска, буднично и закономерно, привычно и неторжественно разваливается Советский Союз, но он все равно улетает.
Песня нищих, прикарманивших пустоту
Стихотворения, поэма
В моем отечестве я редкостный автор, первая моя книга «Мета» вышла в 1964 году, вторая – «Стиходром» – появилась семь лет спустя. Как давно это было – еще в прошлом тысячелетии!
В профиль эта фраза бронзовеет на глазах и напоминает ушедшего классика, упрямо писавшего до скончания века.
Песня нищих, прикарманивших пустоту,
Ту, рядом с которой космос еще более пуст,
Там ничего не слетает с уст,
До того там слова невесомы,
Как бы ни были невеселы,
Песня нищих, у которых в карманах свищет,
И не только в поисках пищи,
Там рыщет не ветер, а волк,
Чья песня на вой похожа,
Оглашающий белый свет:
И чего у нас только нет!
И чего у нас только нет,
(следует очень длинный список
отсутствующих предметов)
И это в стране
На одной из богатейших планет,
Ничего у нас нет, понимаете,
Ничего, кроме гордости,
За то, что ничего у нас нет абсолютно,
Гордость – наша валюта
И мы заявляем это прилюдно,
И шлем как привет —
И чего у нас только нет.
Поэт он лев, а значит прав,
Всей своей сутью из-под спуда,
Да вся поэзия – удачный сплав
Двух-трёх глаголов в радиусе чуда.
Когда проказа схватит за —
Не три глаза, не три глаза,
Когда жизни счет идет на минуты —
Не так страшен черт,
Как его малюты.
Манекены лучше нас одеты,
Несправедливость, не сравнимая ни с чем,
Он одерживает победы,
Наш соперник манекен.
Эшафот – трибуна трибунала,
Где высшей меры вечно мало.
Столб смерча.
Профинчен океан,
Прокручен и приподнят.
Столб смерча,
А по краям —
Чуть оступись —
И преисподня.
Гуляет бора с ласковым названием,
С собой побольше прихватив воды,
Дров наломает,
А под занавес
Полберега снесет, так пол-беды.
На дно упали стайки рыб,
Как ложка на дно стакана,
Лишь киты косяками нетонущих глыб,
По спинам небо стекало.
Каждый четверг к восьми часам утра
На Казанском вокзале, не самом столичном,
Но в центре Москвы,
Еще только спросонья влезающей в домашние тапки,
За платформой электричек, идущих на Куровскую,
К стоящему «столыпину», на котором написано
«почтовый»,
Везут этапы.
Вдали видна голубятня, тоже когда-то почтовых
голубей,
Водокачка еще со времен паровозов,
За которой сразу же развлетвленье подъездных путей.
Щелкают капканами стрелки.
И грозно кричит в рожок подающий вагоны.
Не спеша набирают ход электрички,
Опоздавшими злорадно любуясь,
А конвой торгует женщинами тридцать рублей
за любую.
Зеки глотают деньги на нитку,
Нанижут,
К зубу привяжут и судорожно глотнут,
Так надежнее – кровные к телу ближе.
Дрогнут зеки.
Прохладно тут.
Одежда их внесезонна, но в каждой загашник.
Одет кто в чем,
С обязательным сидорком за плечом.
Обувь их без подошв – шмон не любит загадок,
Опять же ближе к ступне им будет окраина,
Вот только мороз залютует,
Делая вид, что лижет, пес голодный,
Он тоже служит в охране.
Неважные вести – их грузят в «почтовый».
Неспешные вести – дойдут ли?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу