Борис Суслович - Просыпается слово - Cтихотворения, переводы

На вдохе – порывами – ветер,
на выдохе – стаями – листья.
Внутри – промежуток меж этим
и тем, рудимент бескорыстья,

умноженный ветками всеми,
распахнутыми для объятий,
тот вексель за воздух и время,
что не был предъявлен к оплате.

А здесь… Не холодный, не жаркий,
под стать шелушащейся кроне,
день бродит аллеями парка
разносчиком криков вороньих…

Лишь только погашу ночник —
в меня вселяется двойник.
Чего он хочет?
Его сегодня не унять,
а мне бы поскорей в кровать —
устал, нет мочи.

Зачем он мучает меня?
Ему как будто мало дня…
Я рыжий, что ли?
Гуляют тени по стене —
он заползает в душу мне,
чтоб съесть без соли…

Опять зажжётся яркий свет.
Ему, конечно, дела нет,
хочу, могу ли…
И, как сиамским близнецам,
часами красоваться нам
на жёстком стуле.

Можешь жир уничтожить
до последнего грамма,
но не влезешь под кожу,
где рождается драма,

где словам указали
их рабочее место.
…Опускаю детали —
это неинтересно.

Год втихаря заменили.
Старый шагнул за порог.
В книге бухгалтерской или
где там записан итог:

де́бет – ободран до нитки;
кре́дит – считай, ни гроша.
Требует новой подпитки
вечно сухая душа.

Ты не убогий ли, часом?
Нет за спиною горба?
Учит своим выкрутасам
вечно хромая судьба.

Взгляд твой, пятясь, теряется где-то,
каша слов остывает во рту.
Как сирена больничной кареты,
крик соскальзывает в пустоту.

Видеть тело ущербное – больно.
От ухмылки – саднящая дрожь.
Слава Б-гу, ты чем-то довольна,
что-то чувствуешь, как-то живёшь.

В глубине материнского лона,
под защитой родного тепла
тридцать лет в скорлупе эмбриона,
чтобы жизнь, не начавшись, прошла.

Стой, не кружись, голова:
всё наяву, не во сне.
Слышу свои же слова —
друг улыбается мне.

Горе не втиснешь в строку.
…Под монастырь подвела,
разом, на полном скаку,
вышвырнула из седла,

бросила в клетку-кровать —
жизнь. Это сон или нет?
Надобно слёзы скрывать
и улыбаться в ответ.

Не потоком, как прежде,
а поштучно, едва
не утратив надежду,
проступают слова.

Вырастая над нами,
будто крылья из плеч,
пробуждается память,
обретается речь.

Верьте чуду, не верьте —
как твой голос дрожит! —
оттолкнувшись от смерти,
возвращается жизнь…

Ласкает облака
и звёздам гладит спины
горячая рука
святого Валентина.

Мелькнёт февральский день,
мелькнёт февральский вечер.
Любимая, как тень,
мелькнёт ко мне навстречу,

увидев из окна
в сияньи отражённом,
как промелькнёт луна
в обнимку с небосклоном.

Пеной в солёном растворе,
илистой мутью со дна,
город, нависший над морем,
мерно качает волна.

Вмятый в песчаник залива,
створками тело прикрыв,
сонный моллюск терпеливо
ждёт запоздавший прилив.

Гул ожидания вскоре
будет неслышен ему.
Город, пропитанный морем,
тонет в вечернем дыму.

Я знаю, ты придёшь сама,
но на свою беду
уже ненужного письма,
как милостыни, жду.

Я кожей чувствую, как ты
включаешь в доме свет,
как лепится из темноты,
дыханием согрет,

улыбкой освещённый миг
в мельчайших брызгах слёз…
Скажи мне только напрямик,
что всё у нас всерьёз.