Борис Суслович - Просыпается слово - Cтихотворения, переводы

из дома? Детей безногих?" —
глаза обжигает пламя —
"Они заплатили кровью
за каждую горсть земли!"
…Потом ты стояла, Нога,
под дулами телекамер.
Посмели. И даже бровью
при этом не повели.

Мы были народом света
когда-то. Народом чуда
когда-то. Клеймо бесчестья
проказой горит во лбу.
Отторгнет чужих планета.
Но дети молиться будут.
И Матери с ними вместе
рыдать, закусив губу…

Кто-то пляжится шумно и весело,
кто-то, вспыхнув, сгорает за миг…
Из посёлка выходит процессия,
покидая пространство живых.

Что нам было в Синае обещано?
Нам ли? Было ли? Как посмотреть…
Разуверясь, еврейская женщина
просто чиркнула жизнью о смерть.

Всё, что было покойницей нажито,
не отыщешь в остывшей золе.
Похоронят сгоревшую заживо
в самой мягкой пуховой земле.

Сколько ей пролежать там, неведомо:
двести лет или пять, или год…
Поражение станет победою:
кто отмучился – вновь не умрёт…

Ты, познавший горючее горе,
потерявший и землю, и род,
рассекаешь житейское море,
как избравший свободу народ.

Путь мучителен. Ноги устали.
Далеко до небесных дверей.
Но в зрачках – улыбается Тали,
прижимая к груди дочерей.

Взгляд, пронизанный солнечным светом,
от безверия пусть сохранит
наши души, заблудшие где-то…
Щит еврейства. Спаситель. Давид.

Когда зачехлены лады,
и ночь вокруг глуха,
как приближение беды,
сокрытие стиха.

Ты полон сил, как супермен —
и выжат, как лимон.
Тебя берут в любимый плен —
безжалостный полон.

Слова бредут издалека,
и ты теряешь их.
Твоя усталая рука
уронит лучший стих.

Лепечешь, звуки теребя.
Но нет его – и нет тебя.

Едем, едем, едем
в дальние края,
никаких соседей —
только ты и я.

Встречные машины
обрубают нам
ночи воздух винный
с ветром пополам.

Меж землей и небом
виден путь прямой.
Ты ещё там не был,
маленький герой.

Ухватись за звёзды,
выпрямись, рванись!
Мне с тобою поздно —
годы тянут вниз.

Ты же, непоседа,
улетаешь прочь.
…Два велосипеда
вспарывают ночь.

С днём рожденья! Годков подрубил дровосек:
веселиться, зубами скрипя…
Но из зеркала смотрит другой человек —
видно, хочет поздравить тебя.

Ты расстался с ним, помнишь? Он умер давно
и опять появился на свет.
Так рождается звук в безголосом кино,
в чёрно-белом – рождается цвет.

Он диктует тебе позабытую роль,
будто ты её раньше не знал,
и твои пятьдесят – это только пароль,
для пловца перед стартом – сигнал.

Сменишь место и время, отчизну и век —
и вернёшься к себе. Ненадолго. Навек.

Шорохов нет и в помине,
только мотор дребезжит…
Ночь. Посредине пустыни
медленно движется джип.

Притормози наудачу,
выйди на вольный простор.
Кажется, прошлое прячут
камни разрушенных гор.

Кажется, жизни начало —
брызги на Млечном Пути.
Только что время стояло
здесь, но успело уйти.

Немножечко счастья, немножко
удачи – и всё наяву.
Моя золотая рыбёшка,
я рядом с тобою плыву.

О дружбе сердечной мечтая,
я руку к тебе протяну.
Ну что ж ты опять, золотая,
вильнула хвостом и ко дну?

Мне в игры играть надоело,
устал я пускать пузыри…
Вернись, у меня к тебе дело
одно… или два… или три…

Вальяжен и нетороплив,
движеньем кратким
он выстроит любой мотив
в любом порядке.

Замри. Замри и не дыши.
Готовься к муке,
когда на донышке души
толкутся звуки;