Валерий Дудаков: Избранное IV

Как дальше жить, неведомо невеждам,
Гадай на гуще, то что будет впредь,
И снова кто-то ложною надеждой
Нас призывал смириться и терпеть.

Сулил нам счастье новый вождь беспечно,
И репродуктор хрипло подвывал,
Из века в век дурил нас бессердечно
Толь подлый враг болтливый, толь нахал.

Он обещал порой златые горы,
Чуть потерпи, а дальше хоть пляши,
Такая чушь, что с ней не будешь спорить,
Не надо вешать на уши лапши.

Шёл снег сплошной, и ветер дул колючий,
Туман густой попутал берега,
И от морозов яростных и жгучих,
Январский ангел прятал нас в снега.

Всходило солнце, не неся надежды,
Мороз царапал ветвями рассвет,
И каждый знал, что будет всё как прежде,
И от судьбы давно защиты нет.

Проштопано лапами елей осипшее небо.
Всего полшестого.
Разделена ночь лишь на белый и серый.
От белого клочья зависли на лапах тех елей,
Что сбросить снега не успели,
В тревоге проснулись
и маются грузом тяжёлым,
Согнули берёзы в морозе продрогшую спину.
Всего полшестого.
Кто месяца сгрыз половину?
Толь ворог, а толь вороватый и тающий свет.
И, кажется, вечность,
и, чудится, столько уж нет.
Изломана строгим углом
белоснежная крыша сарая.
Извлечь собралась она корень из дачных утех.
И кто-то разметил полотнище снега
от края до края
Еловыми шишками, метя грядущий рассвет.
Вспорхнула с карниза,
взлетела, стремглав птичья стая,
Дрожат в перекрытьях деревьев
следы от невидимых миру частиц.
Какие-то равенства и биссектрисы
прочерчены смутно,
И кто-то безумный понять их решит.
Приближается утро…

Которую неделю беспробудно темень,
И неба серый холст.
На нём эскизы брошенных берёз,
Провалы снега, тусклые огни,
Не видел безотраднее картины.
Засыпан снегом лес, бугор до половины,
И спрятался под ним коварный крысолов.
Гуляют по земле хвостатых крыс стада,
Метут позёмками. Пищат, туда-сюда
Мелькают серые безжизненные спины,
Скорее б чёрт пронёс,
Куда бегут они, не ведомо. Мороз
Им иссушил бока и выдубил все шкурки.
В ближайших опустевших закоулках
Какой-то лагерный покой и тишина.
В невидимых строеньях
прячутся «придурки»
В тепле и сытости. По-видимому, вновь
Свихнулась вся страна.
В морозном затаилась исступленье,
И утро серое так медленно ползёт,
беззвучно суетятся крысы,
В каморке папы Карло продырявлен холст,
Очаг погас. Когда же будет пробужденье?

Завернуться б в снега,
Нахлобучить бы ветку сосны,
Её хвоей шершавой
Лицо расцарапать до боли,
Как достал уж февраль,
Дотянуть бы до ближней весны,
Я от ноши устав,
Осердясь, всё ж тащусь подневольно.

Старый груз давит прошлым
И тяжестью горьких обид,
Как бы скинуть его
И не рыться в ночных покаяньях,
Непокорная совесть
Под утро отчаянно свербит,
Но никто не придёт,
Не сочувствия нет, ни вниманья.

Убежать бы туда,
Где ничья не ступала нога,
Затаиться в тиши,
Не печалясь, а дальше что будет,
И покинув все страны,
И все позабыв берега,
На одно уповать,
Ну, спасите те же всё-таки, люди.

Наш старый сад в метелях забурел
И увальнем лежит сугроб горбатый,
Тяжелый снег на твердь дорог насел,
И не поднимешь тяжесть всей лопатой.

Мы с Фаби рано начинаем жизнь,
Ещё темно, а мы уж бродим парно,
Ты только не спеши, не подскользнись,
Обманчива так твердь и так коварна.

В калошах старых, древний плащ, что смерть,
Я как отец, согнул в отчаянье спину,
А ты несёшься, развивая шерсть,
И все четыре лапы твёрдо сдвинув.

В такие дни забудем холода,
Целебней подморозья не бывает,
Метель вернётся, это не беда,
Без удержу настой весны глотаем.

Забыть печаль, на всё махнуть рукой,
И зовы вёсен под сурдинку слушать,
Такого утра благостный покой
Нам с Фаби честно исцеляет души.

Стало небо синеть не февральски,
Словно март затаился в вершинах,
Растопило замёрзшие льдины,
Но к утру замерзает стремглав,

Чёрным абрисом сосны прочертят
В небесах заколдованных дверцы,
Чтоб лукаво в лугах приоткрылись
Все секреты февральских забав.