Юнна Мориц - Стихотворения

Точильщик, огня грамотей,
Житейских наук академик,
Вселенский любимчик детей, —
На ветер, на ветер, без денег,
За так, за любовь раскрути
Точильного камня шарманку,
Не дай нам пропасть взаперти
И выверни дух наизнанку!

Прошаркай, наждак, по ножам —
Как шаркает призрак шотландца
К себе в кабинет, к стеллажам,
К архивам румянца и глянца:

Наглец, уходя сквозь чердак,
В развязной манере скелета
Он шаркает, словно наждак,
По лезвию этого света!

Кудрявый точильщик, сатир,
Раздуй искрометную джигу!
Истошно визжащий пунктир
В два счета изъявит интригу
И, окись привычки содрав,
Так выставит чувства истертость,
Что даже качатели прав
Почуют в коленках нетвердость.

Живее, корундовый диск!
Под купол! И в стороны — руки!
Смертельного номера риск —
Ничуть не смертельнее скуки!
Точильщик искусно свистит
Нездешнее, сладкое скерцо.
Как весело искра летит
В гранатовых сумерках сердца!

Тебе — на плечо поднимать
Точильню придется, двужильный,
А мне-горячо обнимать
Вертящийся камень точильный!
А мне — обнимать горячо:
Так свежи чернила из крови,
А свежесть так ценится в слове,
Что просят и просят — еще!

В этой деревне, на этой веранде,
В сумраке сада, в холодное лето
Под грохотанье железной дороги
Нами была эта песенка спета.

Ветер насвистывал, сосны трубили,
Дождь барабанил ее беспробудно.
Соль океана была в этой песне,
Пьяный матрос и летящее судно.

Падали звезды, скрипели ворота
Плакала свечка на глиняной плошке —
Пьяный матрос не хотел возвращаться
Ни по земной, ни по водной дорожке,

Только хотел он, чтоб судно летело,
Чтобы качалось, ходило кругами,
Чтобы нетвердая, зыбкая почва
Вечно плыла у него под ногами!

В этом — проклятое счастье матроса,
В этом — проклятое счастье поэта,
Неукротимое наше влеченье
Стать веществом нерастленного света,

Музыкой звезд, океанов и кленов,
Дебрей зеленых, песков раскаленных…
А под конец этой песенки вышли
Слезы из глаз и маяк из туманов.

Снег фонтанами бьет на углу,
Наметая сугробы крутые.
В облаках, наметающих мглу,
Бьют фонтаны лучей золотые.

Тайный блеск и сверканье вокруг!
Веет в воздухе свежим уловом.
Если кто-нибудь явится вдруг,
Мглистым я задержу его словом.

Я такие снопы развяжу,
На такой положу его клевер,
Головою к такому чижу,
К звездам, так облучающим север,

Что к моим облакам головой,
Головой к моим таинствам алым,
Он поклянчит в ладье гробовой
Плыть со мной под одним покрывалом.

Я отвечу на это, смеясь,
Я убью этот замысел шуткой, —
Ведь любая застывшая связь
Отвратительна пошлостью жуткой!

Нет, скажу я, останься волной —
Друг на друга мы с пеньем нахлынем!
Будь со мною-и только со мной! —
Но сверкай одиночеством синим.

Да, сверканье — вот главное в нас!
Обнажая его неподдельность,
Блещет близости острый алмаз,
Углубляющий нашу отдельность.

Тайный блеск — это жизнь, это путь
(Это-голая суть, я согласна!), —
Потому и раздвоена грудь,
Что не все до конца мне тут ясно.

Поначалу раздалися трубы —
С неба, свыше. И я поняла,
Что по небу летят однолюбы,
До того, как лицо подняла.

Гуси-лебеди, вольному — воля,
Золотистые кольца в глазу.
Все вы сверху поете от боли,
От тоски по всему, что внизу.

Ваша дикость созвучна отваге,
А печаль — воедино с людской,
Словно шепот пера и бумаги,
Словно левая с правой рукой.

Из голодного, гордого детства,
Где строга и естественна речь,
Вы на крыльях несете младенца,
Чтобы с ним перед матерью лечь.

Так не могут ни ястреб, ни ворон
Кровь и кража у них вперехлест.
Так не могут убийцы и воры,
Могут лебеди — мраморный мост.