Юнна Мориц - Стихотворения

Апрель над кровлями витал,
Накрапывало сверху,
И недостроенный квартал
Казался судоверфью.

Там пахли пакля и пенька,
И жирные белила.
Там из-под каждого пенька
Пиликало, бурлило.

Смеркалось рано. Пешеход,
Пуская дым колечком,
В жилище, как на пароход,
Взбирался по дощечкам,

Свечу в потемках доставал,
Приваривал к тарелке,
И черный кофе согревал
На газовой горелке.

И беспечальна, и светла,
Небесным уроженцем
В углу Снегурочка спала,
Чреватая младенцем.

Он раздевался и снимал
Все то, что спать мешало,
Во сне туманность обнимал,
Которая дышала.

И клялся матерью своей:
Растаем воедино!
И красным капало с ветвей
Испанского жасмина.

Сам по себе этот вечер нестоющ
Осень захламлена, словно чердак.
Если нечаянно окна откроешь,
Прямо за ними чернеет овраг.

Три фонаря сатанеют в овраге,
Клоун за хлебом идет в гастроном,
Ноги — в калошах, гвоздики — в бумаге,
Шел за батоном, выходит с вином.

Плащ нараспашку, черно под глазами,
Смотрит на окна в шестом этаже —
Это любимый, он пахнет слезами,
Словно бензином шофер в гараже.

Запахом этим давно пропитались
Голые стены жилья моего,
Он не выводится — люди пытались!
Я-то привыкла. Гостям каково?

Грянули двери во мгле коридорной,
Плащ опустелый закинут на гвоздь
Крылья наружу — вбегает коверный,
Держит за горло алмазную гроздь —

Мы все рассекречены грустью осенней
Общим устройством души и дождя,
Так справим поминки по душам растений
И рог изобилия снимем с гвоздя!

Красный ковер распластаем у входа
Красное, красное — вечно живи!
Мы из того же великого рода,
Что ландыш и яблоня, — грусть до крови!

Черкассы. Свирепость сирени.
Трещат перепонки оград.
И гроздью свисают ступени,
Туманные, как виноград.

Затмились отвагой и весом
Природы, питающей нас,
Ворота под медным навесом
И все выкрутасы террас.

Плоды над котлами нависли
В садах, где варенья бурлят.
У дачников даже при мысли
О яблоках — зубы болят.

Качелями связаны сливы.
Не зная, что это взаймы,
Мы молоды оба и живы,
И живы и молоды мы!

Лицо твое столь крутолобо,
Что выглядит светлым в тени,
Мы живы и молоды оба
И странствуем всюду одни.

Ситро допивая у кассы,
Мы поезда ждем у окна,
Чтоб наспех покинуть Черкассы
И выпить всю чашу до дна.

Свет смысла нам разогревает щи
И воду кипятит в тазу для стирки —
Иначе, словно камень из пращи,
Душа летит из огнестрельной дырки,

И смертный, кристаллический мороз
В словах и чувствах проступает зримо,
И кто-то первый на пустой вопрос
Вопит, что жизнь его невыносима!

И здесь как раз —
Нет, не ему в ответ,
А сослепу, нечаянно, от горя! —
Включается меж нами
Смысла свет,
И льются, раскаляясь, из лазури —

И тут, и там, и тут, и там, со всех сторон —
Вот-вот сольются! — волны, слезы, вспышки
И, словно золотой Тутанхамон,
Сияет солнце из-под синей крышки!

Не в этом ли искусстве превзойдя
Таланты ослепительной Европы,
Мы размываем с помощью дождя
Просторы и прокладываем тропы?

Сквозь яблоню зимнее солнце глядит,
В засаде заоблачной солнце сидит,
И глазом голубки за нами следит,
И классику вьюги бормочет.
А сердце сжимается, словно толпа,
Которой слышна духовая труба,
А дует в трубу духовую судьба
И свежего мужества хочет

О свежести мужества свищет метель,
Сверля на свирель кислородную ель,
И тема врывается в каждую щель,
На миг задыхаясь до смертного храпа, —
Уже умерла бы, насмешке служа,
Когда не могла бы, как тело ужа,
Извилиной мудрой достичь рубежа,
Исполнив свой замысел храбро!