Юнна Мориц - Стихотворения

— Ах, Танюша,
В море Карском
Всех печалишь
Станом царским.
За матроса не пойдешь —
Капитану подойдешь!

И тогда, откинув прядку,
Обаятельна, нежна,
Отвечает по порядку
Наговорщикам она:

— Если хочет погубить —
И пускай погубит.
Не всегда того любить,
Кто тебя полюбит.

Кораблем ему не стану —
Стану чаечкой в беду,
Прилечу, босая встану
Перед ним на белом льду.

Кто обидит — я утешу,
Отведу лихой обман,
Всюду солнышки развешу,
Чтоб сияли сквозь туман!

…И гармонь загоревала,
Тосковала по земле.
А команда пировала
На замерзшем корабле.

Человек, в насмешку вроде,
Шел с приплясом не спеша,
Свирепеющей природе
Табаком в лицо дыша.

Курят взахлеб,
Взасос,
До диафрагм,
До слез.
Курево, как иглу,
Держат, дымя в углу.

И раздается звук,
Похожий на поцелуй.
Режут глаза, как лук,
Дымные стрелы струй.

Пыли верблюжий пух.
Роба по-рыбьи —
Плюх!
Нет,
Чтобы лечь,
Как вещь!
Плещет, как рыба лещ.

Каждый как в землю врос,
Ноги столбами — врозь,
Мечется пламя рук —
Сбросить резину брюк!

Прачка, что моет пол,
Видит их всех в упор —
Ветра, воды
Сильней,
Вольной волны
Вольней,

Величественней хребта
В самой большой гряде.
Величественней Христа,
Идущего по воде!

В воскресенье на зеленом катере,
В город запах привозя лесной,
Приплывают из колхозов Катеньки
Продавать подснежники весной.

И они идут прохладным городом,
И глаза их солнечно горят.
Говорят они крестьянским говором,
Очень тихо, мало говорят.

Сладко-сладко головы их кружатся
От столичной гулкой суеты,
И на шейках вздрагивают кружевца
Голубой крестьянской чистоты.

Все трамваи кажутся им красными,
Все машины бешено летят.
И они за башенными кранами,
Запрокинув головы, следят.

Вдохновенно, трепетно и искренне
Слушают фабричные гудки.
Воду им с серебряными искрами
Продают граненые ларьки.

Город, город! Запахи бензинные.
От восторга высохло во рту.
Трех крестьянских девочек с корзинами
Зазывают катера в порту.

Услыхав, бегут девчонки к пристани,
Где моторы шумные галдят,
Где на них задумчиво и пристально
Катера огнистые глядят.

Над водой, над мачтами, над реями,
Над тугими флагами портов

Этой ночью, словно птицы, реяли
Запахи непроданных цветов.

Три гудочка с берегом прощаются,
Три огня — как елочный орех.
Трем крестьянским девочкам прощается
Их земной рассеянности грех.

В тайге резвился энцефалит.
Мы ехали на быках.
Багульник-охальник охапкой цвел
У сопок на колпаках.

Весна с восторгом трубила в рог,
Ей нравился конный спорт.
Длинные ноги, семнадцать лет —
Наездница первый сорт!

Бездумно, лихо она неслась,
Но знала наверняка,
Что именно ей суждено создать
Ландыши из белка.

Все было гордо и велико,
Все било в багровый тон.
Угасни позже моей звезды,
Память моя о том,

Что в двадцать три я могла, смеясь,
Травинку держа во рту,
Прижаться гибким своим хребтом
К Яблонову хребту.

Земля казалась плоской под ногами.
Но исчезали в море корабли.
И кто-то первый робкими шагами
Тогда пошел искать конец земли.

Ему, наверно, было ровно двадцать.
Мне жаль, что я не видела лица
Того, кто первый начал сомневаться
В существованье у земли конца!

Земля краями упиралась в небо
И расстилалась на глазах как пласт
Чтоб доказать, что все сомненья — небыль
И прав твердящий глупости схоласт.

Желтели травы, замерзали реки,
Цвели сады от майского дождя, —
И силы находились в человеке,
Чтоб умереть, до края не дойдя,

И оглядев последний раз планету,
Ее коварный горизонт вдали
Понять: того, что так искал он, — нету,
Раз исчезают в море корабли.