Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Восславил Сам того, кто бесконечен,
Того, кто был всегда, кто есть, кто вечен,

Кто нам явил владычество свое,
Добро, и зло, и смерть, и бытие,

Кто создал мир с закатом и восходом,
С кружащимся над миром небосводом,

Кто — повелитель солнца, всех светил,
Кто Мапучихра славой осенил.

«Я — раб, одним лишь возрастом богатый,
Вступил с отвагой в год шестидесятый.

Пыль камфары — на голове моей: [16] Пыль камфары — на голове моей. ..— Камфара в персидской поэзии символизирует белизну. Фраза означает, что Сам уже поседел.
Так я увенчан солнцем наших дней.

Я прожил жизнь свою в броне и шлеме,
В боях с твоими недругами всеми.

В таких трудах немало лет прошло,
Конь для меня — земля, мой трон — седло.

Сломил я силою своих ударов
Мазандеран и землю гургасаров.

Тебе я счастье добывал в борьбе,
Ни разу не напомнив о себе.

Но, государь, ты видишь: я старею,
Я палицей, как прежде, не владею.

И плечи, и могучий стан, и грудь
Сумели годы властные согнуть.

Аркан мой отняло седое время,
Шести десятков лет мне тяжко бремя.

Я ныне Залю уступил черед,—
Пусть в руки меч и палицу берет.

Он с просьбою придет к царю вселенной,
Он явится с мечтою сокровенной,

Угодной богу, ибо твой удел,
О царь земли, — защита добрых дел.

Сомненья нет, известно властелину,
Какой обет я дал когда-то сыну.

Его желанье для меня — закон.
Он мне сказал, обидой уязвлен:

«Ты весь Амул на виселицу вздерни,
Но лишь не вырывай Кабула корни».

Пойми: питомец птичьего гнезда,
Он рос, людей не видя никогда,

И вот пред ним луна, краса Кабула,
Своей цветущей прелестью сверкнула.

Не диво, что влюбленный одержим,
Ты гневом не грози ему своим.

Я с сердцем проводил его тяжелым.
Когда предстанет он перед престолом,

Как царь, ответствуй сыну моему:
Не мне, рабу, тебя учить уму».

Поднялся Заль, охваченный волненьем,
Письмо отца схватил он с нетерпеньем,

Пошел, вскочил в седло, помчался вскачь,
И загремел вослед ему трубач.

Когда в Кабул проникли злые вести,
Исполнился Михраб вражды и мести,

На Рудабу разгневавшись, вскипев,
На голову жены излил он гнев.

Сказал он: «Таково мое решенье.
Не мне с царем земли вступать в сраженье

Тебя и дочь порочную твою
При всем собранье я сейчас убью.

Быть может, царь земли свой гнев умерит,
Когда в мою покорность он поверит!»

Угрозу мужа выслушав, жена
Уселась, в скорбь свою погружена.

Подумав, молвила: «Послушай слово.
Ужели нет нам выхода иного?

Казной пожертвуй, чтоб себе помочь.
Пойми, чревата горем эта ночь,

Но день придет, спадет покров тумана,
И мир сверкнет, как перстень Бадахшана».

А царь: «Не склонен я к таким речам,
Старинных сказок не болтай мужам!

За жизнь борись, когда ее ты ценишь,
Не то кровавый саван ты наденешь».

«О царь, — Синдухт заговорила вновь,—
Мою, быть может, не прольешь ты кровь.

Мне к Саму бы пойти, извлечь из ножен
Меч разума: он более надежен.

О жизни я заботиться должна,
С тебя же только спросится казна».

Царь молвил: «Ключ получишь без препятствий;
Жалеть не стану о своем богатстве.

Бери престол, венец, рабов, коней,
В дорогу отправляйся поскорей,—

А вдруг наш город шах не ввергнет в пламя,
Погасший свет опять взойдет над нами!»

Услышал именитый от жены:
«Ты жизни хочешь? Не жалей казны!»

Надела бархат и парчу царица.
Блеск жемчугов и яхонтов струится!

Взяла, чтоб одарить богатыря,
Динаров тридцать тысяч у царя;

И десять скакунов, одетых в злато;
И десять — разукрашенных богато;

И шестьдесят блиставших красотой
Рабынь: у всех по чаше золотой.