Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Арабскому венцу, отцовской власти
Ты вместо счастья принесла несчастье.

Свой род и имя ты не опорочь…
Зачем я родила такую дочь!»

Потупилась царевна молодая,
От срама и тревоги обмирая.

Печали влага хлынула из глаз,
Нарциссов кровь на щеки пролилась:

«О матушка, о мудрая царица!
Моя душа в силках любви томится!

О, если б ты меня не родила,
Я ни добра не знала бы, ни зла!

Едва Дастан в Кабуле поднял знамя,
Любовь к нему меня повергла в пламя.

Жить без него? Убьет меня тоска,
Весь мир его не стоит волоска!

Узнай: меня он видел, мой любимый,
В знак нашей клятвы руки с ним сплели мы.

К владыке Саму поскакал гонец,
И сыну свой ответ сказал отец.

Могучий Сам противился вначале,
Потом слова согласьем зазвучали.

С той женщиной мне Заль прислал привет,
Мои подарки — витязю ответ».

Смутилась от речей таких царица:
Ей лестно было с Залем породниться.

Ответила: «Пусть выбор твой хорош,
На свете Залю равных нет вельмож,

Он славный сын могучего владыки,
В нем ясная душа и ум великий,

Достоинств много, родом он высок,—
Все качества затмил один порок.

Разгневается сердце шаханшаха,
Он весь Кабул сровняет с тучей праха:

Не хочет он, чтоб мы пошли вперед,
Чтоб на земле возвысился наш род».

Ту женщину царица обласкала:
Мол, не могла понять ее сначала.

Царевну спрятав и замкнув замок,
Чтоб ей никто совет подать не мог,

Пошла в слезах и улеглась в постели,
Ее тоска и горе одолели.

Михраб счастливый вышел из шатра,—
В Дастане он обрел исток добра.

Увидел он: лежит в слезах супруга,
Лик побледнел, как будто от недуга.

Спросил в тревоге: «Что тебя томит?
Увяли лепестки твоих ланит!»

В ответ Михрабу молвила царица:
«Моя душа грядущего страшится.

Что будет с этой радостной страной,
С арабскими конями и казной,

С твоим дворцом, с послушными рабами,
С твоим венцом, с цветущими садами,

С царевной, что блистает красотой,
С величьем, славой, жизнью прожитой?

Пусть твой венец и трон блестят победно —
Со временем уйдут они бесследно.

Как ни старайся, их отнимет враг,
Деянья наши обратятся в прах.

Окажется в гробнице наша слава:
То древо, чьи плоды для нас — отрава,

Взрастили мы, трудясь в мороз и зной,
Венцом его украсили, казной,

Оно расцвесть роскошно не успело —
Его листва тенистая истлела.

Вот в этом наш предел и наш исход,
Не ведаю, когда покой придет!»

А царь: «Ты старое сказала слово,
А повторенье не бывает ново.

Сей мир противен светлому уму,
И мудрый ужасается ему.

Любого из живых судьба находит,
Один уходит, а другой приходит.

И в счастье и в беде — одна судьба,
Безумна с высшим судией борьба».

Синдухт — в ответ: «Поведала я притчу,
Надеясь, что я правду возвеличу.

Мудрец, достойный славы и похвал,
О древе притчу сыну рассказал,

А я ту притчу рассказала снова,
Чтоб со вниманьем выслушал ты слово.

Дастан, — открою истину тебе,—
Силки расставил тайно Рудабе.

Смутил ей сердце, сбил с пути царевну,
Найдем же выход, чтоб спасти царевну,

Я не смогла советом ей помочь,
И вижу я: страдает наша дочь».

Ошеломленный новостью такою,
Поднялся царь, сжимая меч рукою,

Вскричал: «Убью сейчас же Рудабу,—
Мне легче видеть дочь свою в гробу!»

Царица, гнев супруга понимая,
Сказала, стан Михраба обнимая:

«Властитель мой! Хотя бы к одному
Прислушайся ты слову моему,

А после поступи, как скажет разум,
Мы покоримся всем твоим приказам».

Отпрянул царь и оттолкнул жену,
Вскричал, подобный пьяному слону:

«Зачем я дочь свою в живых оставил,
Как только родилась — не обезглавил?