Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Ах, эта роза ожила!
Как ножкой, легким стеблем движет,
Душа в ее цветок вошла,
Он весь огнем душистым брызжет.
Вот, встрепенувшись, улыбнулась мне,
Румяна, как заря в небесной вышине.
Уста-кораллы томные раскрыла,
И что-то шепчут легкие листы.
О роза, что мне шепчешь ты,
Как будто жалуясь, так тихо, так уныло?
Ужель тоскуешь по траве родной?
Но ты ведь сорвана не для забавы мной.
Священный образ я украсила тобою,
От исповеди шла кропить тебя слезою.
Но искры роем золотым
Из нежных губ твоих несутся, —
Ответь, чего же хочешь ты?
Иль слышу песню я небесной красоты,
И звуки пламенные льются
Лучами алого огня?

Роза
О, если б на сердце взяла ты меня!

Ангелы
Мы наш хороводный венок расплетаем.

Роза
Я, крылья сложив, покидаю венок.

Ангелы
В лазурный, небесный чертог улетаем.

Роза
Покуда зарей не зардеет восток,
Я буду лежать подле сердца младого:
Так богом любимый апостол возлег
Главою священной на лоно Христово.

Ксендз Петр
(молится, лежа на полу и раскинув руки крестом)
Перед лицом твоим, господь, в твоих очах
Что я? Ничтожество и прах.
Но пусть ничтожен я, пусть ничего не стою,
Господь, я говорю с тобою.

Се лютый Ирод встал и жезл кровавый свой
Простер над Польшей молодой.
Что вижу? Крестные пути во мрак грядущий,
Дороги дальние через поля и пущи,
Все к полночи! — туда, в страну, где вечный снег,
Текут, как воды рек.
Текут! В конце одной — врата в затвор тюремный,
Другая — в рудники, к работе подъяремной.
А третья — в океан. Возки, возки по ним
Летят, как облака под ветром грозовым,
На север, в холод, в бездорожье…
Там наши дети, боже, боже!
В изгнанье, в цепи, в снежные гроба
Их гонит лютая судьба.
Ужели не спасешь невинных, вседержитель,
И с корнем истребить позволишь самый род?
Смотри, дитя спаслось, — растет
Народа дивный избавитель {179} .
Кровь древних витязей… мать — из земли чужой…
А имя — сорок и четыре {180} …

О господи! Скорей врата ему открой,
Да снидет к нам во благости и в мире.
Дай сил нам вытерпеть! Мой взор тиранов зрит.
Связали мой народ — ведут, о, страшный вид!
Не вся ль Европа нас влачит и топчет в прахе!
«На суд!» — вопит толпа и тащит жертву к плахе.
Там судьи без сердец, без рук, и это суд —
О боже, это суд!
«Галл, галл, пусть судит галл!» — душители орут.
Галл не нашел вины, но умывает руки {181} .
А короли кричат: «Казни! предай их муке!
Кровь их падет на нас и наших сыновей.
Варавву выпусти, распни Христа скорей!
Распни — он кесаря покрыть хотел позором,
Распни — и кесаря судом обрадуй скорым».
Галл выдал — схвачены; невинное чело
Язвящим тернием глумленье обвило.
Он на кресте висит. Бегут глядеть народы,
Галл молвит: «Вот народ, узревший свет свободы».

Господь, я вижу крест, — и долгою тропой
Ему с крестом идти, — о, сжалься над слугой!
Дай сил ему, господь, — конец пути далече,
В длину Европы всей тот крест раскинул плечи,
Из трех народов крест {182} , из древа трех пород.
На место лобное возводят мой народ.
«Я жажду», — стонет он, глотка воды он просит,
Но уксус Пруссия, желчь — Австрия подносит,
У ног Свобода-мать стоит, скорбя о нем.
Царев солдат {183} пронзил распятого копьем,
Но этот лютый враг исправится в грядущем,
Один из всех прощен он будет Всемогущим.

Народ мой! Чуя смерть и голову склоня,
Он молит: «О, зачем покинул ты меня?»
Скончался!

Он к небу, к небу возлетел.
От легких стоп его развился Покров, как снег нагорный, бел —
Ниспал, и мир им облачился.
Но мой возлюбленный горе от нас не скрылся.
Лучи трех солнц лиют нам три его зрачка,
Простерлась над землей пробитая рука.

Кто он? Наместник он в юдоли скорбной мира.
Его я помню с детских лет,
Он возмужал в горниле бед!
Он слеп, но он парит средь ангельского клира.
Муж разума, в трех лицах он един И три чела имеет.
Простерта книга тайн над ним, как балдахин.
Его глаза — как огневицы.
Своим подножием избрал он три столицы.
И с неба, точно гром, его несется глас,
Он воззовет — и мир немеет:
Наместник вольности, он зрим для смертных глаз!
Он подчинит мирские троны
Своей великой церкви.
Народов и царей превыше вознесенный,
На три короны стал, но сам он без короны.
Народ народов — так его зовут,
И жизнь его — великий труд.
От витязей, гремевших в древнем мире,
И чужеземки — род его ведут,
А имя — сорок и четыре.
Вовеки слава! слава! слава!
(Засыпает.)