Григорий Сковорода - Беседа 1-я Нареченная observatorium (Сіон)

Афанасій. Вот он куда выехал!

Яков. Собери не только всех виденных, но всего земнаго, если можеш и луннаго шара людей, свяжи в один сноп, закрой им, будьто колосы, головы, смотри на подошвы их тысячу лет, надень очки, прибавь прозорливое штекло, / 171 / зевай, — ничево не увидиш, кроме соломы оной: «Всяка плоть сено». А я, в пбхвалу твоей прозорливости, воспою: «Мудраго очи его во главе его, очи же безумных на концах земли».

Афанасій. Что ты, взбесился, что ли? Я людям никогда не заглядывал в подошвы, а око мое сидит в голове моей.

Яков. Что ты, пень, что ли? Разве свинное око не в голове ея? Чувствуеш ли, что голова есть болван? Сей болван, как начальною частю есть своего болвана, так у пророков значит невидимую во всякой плоти, господствующую в ней силу ея и начальство. А хвост, подошва, пята есть фигурою праха, половы, отрубов, дрожей, и что только есть грубое, подлое и дебелое во всякой твори, как бурда, брага, сыр, грязь и протч. Тоже бы значило, когда бы Соломон сказал и так: «Очи безумных на хвостах земли». Когда слышиш сіе: «Блюсти будеш его пяту», разумей так: будеш обсерватор наружній, из числа тех: «Осяжут, яко слепіи стену». «Полижут персть, аки зміеве, плежуще по земли». / 172 / Враги истиннаго человека: «Врази его персть полижут». «Смерть упасет их», ядущих плоды смертныя плоти, горькую и гладкую тень гибельныя смоковницы, минувших самое древо райское: «Взалчут на вечер…»

Когда слышиш: «Испіють вси грешныи земли дрождіе», разумей, что устранившіеся и бродящіе по окольным околицам и наружным городским ругам, шатающіеся по концам и хвостам с евангельским бесным по пустым местам, по распутіям вне селеній и гробовищам имущіе скотское, и женское оное разсужденіе: «Души мужей, женам подобных, взалчут». Все сіи, ей, не вкусят сладчайшія оныя, сына царева, вечери: «Не имам пити… Дондеже пію новое вино в царст[віи] неб[есном]». Все сіи содомляне толпятся под вечер в дом Лотов к ангелам, но не входят, а только извне обходят по калугам, окружающе стены града: алчны и жаждны, труждающіеся и обремененны. Главная вина сему есть подлая и прегрубая, тяжелее олова, а грубее сыра, тяжесть сердца их. / 181 / Погрязают сынове сіи тяжкосердые, как олово. «Глава окруженія их, труд умен их». «Усырися, яко млеко, сердце их». О Исаіе! «Увеждь, яко пепел, сердце их, и прелыцаются». «Вскую любите суету и ищите лжи?» «Вкусите и видите». \295\ «Яко удиви господь преподобнаго своего». «Возведите очи ваши…»

Что ж ты, друг мой, думаеш? Ты все, как слепый содомлянин, одно осязаеш. Всяка тлень есть то одно. Очувствуйся. Мертв еси. Привязался ты к твоему трупу, ни о чем сверх его не помышляя. Одно, а не двое, в себе видиш и, к сему прилепляясь, исполняеш пословицу: «Глуп, кто двое насчитать не знает». Глядиш зеркало, не думая про себе. Взираеш на тень, не помня яблони самой, смотриш на след, а не вздумаеш про льва, куда сей след ведет? Зеваеш на радугу, а не памятуеш о солнце, образуемом красками ея. Сіе значит: одно пустое в себе видеть, а посему и не разуметь, и не знать себе, самаго себе. / 182 / Разуметь же — значит: сверх виднаго предмета провидеть умом нечтось не видное, обетованное видным: «Восклонитеся и видете…» Сіе-то есть хранить, наблюдать, примечать, сиречь при известном понять безвестное, а с предстоящаго, будьто с высокой горы, умный луч, как праволучную стрелу в меть, метать в отдаленную тайность… Отсюда родилось слово символ. Вот что значит взойти на Сіон, на соломоновскую вооруженну вежу, стоять на страже с Аввакумом и быть обсерватором. Так то блистает, как солнце, и как праволучныя стрелы молніины, ум праведных, имущих души своя в руце божіей, — и не прикоснется им мука. Они, как искры по стеблію, чрез всю, угльми их опустошаемую тень, текут, возлетают и возносятся к вечному, как стрелы силнаго изощренны, вооружившія столп Давидов, в туле тела тленнаго сокровенныя. Сіи божественные сердца и души воскрилився посребренными оными, Ноевой голубицы крилами: «Крила ея, крила огня», и выспрь в чертог вечности устремляясь, орлим… 1 / 191 /

Афанасій. Ей!.. \296\

БЕСеДА 2-я,

НАРЕЧЕННАЯ OBSERVATORIUM SPECULA (еврейски — Сіон)

Что есть истинное блаженство? На чем оно твердо стоит?

Конечно, камень оный есть великий, дивный и един.

Лица: Афанасій, Яков, Ермолай, Лонгин, Григорій

Афанасій. Скажи мне, Григорій, для чего еллины назвали блаженство ευδαιμονία, сиречь благоразуміе, а блаженнаго — εύδαιμων?

Григорій. Ты ж мне скажи, для чего евреи назвали оное ж светом? Оно не солнце. «Возсіяет вам, боящимся имене моего, солнце правды…» (Малах[ія]). / 192 /