Григорій. Се уже слышали мы — о двоих началах, о двойном роде ангелов и человеков, о двоепутіи человеческія жизни. Впротчем — ныне сами доумевайте, что от сих же источников рождается двойный вкус в библіи: добрый и лукавый, спасительный и погибельный, ложный и истинный, мудрый и безумный…
Яков. Нет легше доуметься, как в сем. Змій из той же коровы сосет молоко и преображает в яд, а человек слушает притчи: «Мелзи млеко, и будет масло». Душевному человеку Лотово піянство, Давидово и Соломоново женолюбіе — смрад, яд и смерть, а духовному — благовоніе, ядь, пища и живот. Вера горняя вземлет змія і не язвится, в пещи не опаляется, в море не погрязает, яд и смерть яст и пеет, и оттуду здрава, вот «знаменія верующим!» / 302 / Библіа есть не только корова, но ад, и змій, и лютый поглощающій лев. Но в жестокости сего льва находят со Сампсоном сот сладости те: «Десница твоя воспріят мя…» Сей дракон для таких целителный, и есть древо сладчайших райских плодов, но не тем: «Полижут персть, аки зміеве, плежуще по земли». «Той сотрет твою главу…» Чудо израилское! Где вера находит сладчайшую паче меда и сота пищу, там тяжкосердую душу кусают песія мухи и шершни: «Послю на них шершни…»
Афанасій. Берегись, Яков, ты уже зделал библію древним чудовищем, мучившим древле египтян. Имя ея — Сфинкс, девичья голова, тулуб львиный…
Яков. Не обынуясь, друг мой, сказую, что она то есть лев, обходящій вселенную, рыкающій и терзающій, попавши на беднаго, от левой страны, чтельника. Пропал он во адских ея челюстах. / 311 / Ты же, о Израилю, не бойся Іякове! «Срящеть его, яко мати». Покрыет его от зноя, вспокоит в матернем лоне, ухлебит хлебом и напоит водою. «Вода глу-\303\бока — совет в сердце мужа». «Піяй от воды сія не вжаждется вовеки».
Афанасій. Так не она ж ли есть и блудница оная у Соломона, которыя следом волочутся буйные молодчики? Она горчайшая ада. Бегут, де, «яко елень, стрелою уязвлен в ятра». «Не ведый, яко на душу свою течет». Куда она заводит их? О лютый язык ея! «Зубы его, зубы львовы, убивающіи душу…»
Яков. О друг мой! Отгадал ты. Се тая блудница! «Глаголы потопныя, язык льстив сея блудницы». Она наводит всемірный потоп. Но вера с Ноем из негниющаго зиждет себе безопасную / 312 / храмину. Она римски — area, то же, что еллински — ’αρχή. Сіе есть имя божіе. «Покрыет тя божіе начало». От сея блудницы спас ангел обручника: «Іосифе, не убойся». Немного не попал, мимо Рахиль, на прелоокую Лію.
Ермолай. Не отгадаю ли и я? Не библіа ли есть оные смертоносные источники, преображаемые Елиссеем во спасительные, когда их осолил солью пророк? Засорили нх филистины.
Яков. Ты в самый центр попал. Очищает их Исаак, осоляет Елиссей, освящает, погружая в них Христа, Предитеча, а сам Христос претворяет обуялую их воду во вино новое, кое веселит сердце человека. А Мойсей, горним жезлом разделяет и услаждает невкусную их горесть, по-Павловому: «Слово ваше, да будет солію растворенное». «О бозе похвалю глагол, о господе похвалю слово». / 321 /
Лонгин. Дух гаданія тронул и мене. Не она ли есть оный, что в Даніиле, седмиглавный змій, жены и младенцы погубляющій? «Змій сей, его же создал еси…» Хоть он кит, хоть дракон — есть то библіа.
Яков. Не излился ли на вас, други мои, дух оный от вышняго? «Излію от духа моего…» «Старцы ваши сонія узрят…» Кто силен сіе разрешить, аще не будет бог с ним? «Дух веры вся испытует и вся отверзает». Сему змію в челюсть, вместо соли, ввергает Даніил гемолку, пилулу или котишок. Тогда сего аспида малое отроча повесть может.
Ермолай. Любезный мой Котишок, что значит сей шарик? Или вопрошу тебе еврейски: манна — что сіе?
Яков. Он слеплен из смирны, из деревянныя волны и из туку. Пошол прямо в брюхо зміино. / 322 /
Ермолай. Говори, друг мой, поскоряе, не мучь мене. «Доколе вземлеши душу нашу?»
Яков. Фу! Разве не знаеш, кто был во чреве китове?
Ермолай. Ах! Ты теперь пуще помрачил мене.
Яков. «Веровах, тем же возглаголах». Сей шарик есть \304\ присносущный центр пресвятыя вечности. В храмех божіих образуется так:
В центре треуголника око.
1. Алфа — всякую тварь предваряет.
2. ωмега — после всей твари остается.
3. Вита — есть раждающаяся и ищезающая средина, но по началу и концу вечная. Сія тройца есть единица А: Трисолнечное единство, недремлющее око…
А Τρισήλιος Μόνος καί Φύσις [Трисонячна едність і природа (грецьке)]. Прим. автора.
Ермолай. Не знаю, что-то Афанас[ій] все улыбается.
Афанасій. Треуголник твой, Якуша, пахнет Пифагором. Опасно, чтоб ты не накадил и духом платоновским, а мы ищем Христова духа.
Читать дальше