Григорий Сковорода - Беседа 1-я Нареченная observatorium (Сіон)

Ермолай. Мне непрестанно в очах мечтается искуситель учителя нашего во пустыне. О безстыдный! На кого не дерзнет / 262 / наступить, когда козненные свои наветы не устыдился воздвигнуть на главу всех божіих мужей и пророков? «Верзися долу». Возможно ли, дабы повалился в долнюю грязь и в подлость смрадную, рекшій истину сію: «Аз от вышних есмь». Кто свышше и в горняя рожден, никак не вмещает духов, отсылаемых в стадо свинное: «Вы от нижних есте». Но паки, коль пріятен был ему ангел в вертограде, побуждающій его к высоте терпенія по благоволенію и естеству горняго отца его.

Лонгин. Конечно, тебе сад сей, где беседуем, навел такія мысли. И мне сіи, пред нами цветущіе крины селные, дышущіе во обоняніе наше фиміамом своего благоуханія, возвели на сердце сидящаго на гробном камене Матфеева / 271 / ангела, благовествующаго міроносицам онаго единаго человека: «Род же его кто исповесть?» «Аз цвет полній и крин удолній». Для стерегущих гроб ангел мой ужасен, но для міроносиц — коль красен! Световиден, как молнія и как крин, исполнившій воздух благоуханія. Не одно ли моего тайно касается обонянія, услаждая горящее во мне с Клеопою и Лукою сердце мое? «Крила ея — крила огня…» «Полещу и почію…»

Афанасій. Нет, брат, постой! Высоко не долетиш. Дабы возмогти обонять благоуханіе нетленнаго онаго человека, нужно нажить оный нос: «Нос твой, яко столп ливанскій». Сим-то носом обоняет Исаак ризы сына своего Іякова. Потеряли было сей нос, и / 272 / за то услышали вот что. «О несмысленные галаты!» «И косные сердцем…» Остервеневшую луну и перстнаго человека каждое око видит. «Безумный яко \301\ луна изменяется». До небеснаго онаго человека: «Яко взятся от земли живот его». Как первородныя луны, не узрит, разве, пребыстрое чувство. Тебе подобает расти, мне же: «Пребудет с солнцем и прежде луны». Все те были безносы, коих вопрошает Павел: «Пріясте ли духа свята?» Мы, де, и не знаем, есть ли, и что он значит? Хотя царедворец, однак, без носа был тогда и евнух тот, что спрашивал Филиппа: «Скажи, о коем человеке столь великолепно говорит Исаіа?» Не без толку у евреев не ставили во священники безносых и кратконосых. / 281 / Лишен чувства, обоняющаго Христово благовоніе, и не могущій похвалиться: «Вем человека», как может показать другим невеждам: «Се ангец божій». Соломоновская невеста, кроме похваляемаго братом носа, имеет голубиныя очи. Сими благородными чувствами не дивно, что провидит не стареющагося еленя, высоко скачущаго и прескакивающаго по горам и холмам: «Чувство праведных благопоспешно».

Яков. Носатых носатый хвалиш. Ангел божій, восхитившій выспрь за волоса Аввакума и Филиппа, может и друга нашего Лонгина поднять в горняя. Неужель думаешь, что он лыс? Думаеш так, а оно не так. Дух веры — не прозорливая ли есть премудрость? Не она ли есть блаженная седина и волосы оные: / 282 / «Влас главы вашей не погибнет». Не он ли восхищает и лик міроносиц? Благоуханное міро божія веры в сердце их — достаточный для благовестника повод, чтоб схватить и поднять их из ползанья в горняя. Вера зрит неосязаемаго человека, и он не смотрит на тлень, кроме веры: «Господи, очи твои зрят на веру». Сей благовестил сына и пречистей Маріи, сей и Захаріи, но при фиміаме же веры, сей же обещает родителям израилскаго избавителя Сампсона. Но и здеесь действует не гиблющій влас веры: «Железо не взыйдет на главу его». Сіи ж власы и нетленныя веры лучи украшали и озаряли и Моисееву главу, восхитили Еноха и всех оных с Павлом: «Подъях вас, яко на крылех орлих, и приведох вас к себе». Воплощенный ангел Павел хвалится, что и / 291 / ему власы главы помазал бог духом своим так, как и Исаіи: «Помазавый нас бог…» «Дух господень на мне…» А как верует, так и благовестит ползущим: «Востани спяй…» Так, как Исаіа некоему горестному книжнику: «Что ты зде, и что тебе зде?.. То же, что евангелскій ангел: «Что ищете, несть зде…» «Тамо его узрите, о косные сердцем!» И восхищает их в горняя галилейская, где «видевшіе его, поклонишася ему…» «И той невидим бысть има». Тогда прямо увидели, когда стал невиден и неосязаем так, как когда ищез из глаз телесный друга моего болван, тогда осталось в моем сердце его, как магнитной дух в стальном кольце: «Крепка, \302\ яко смерть, любов…» «Крила ея — крила огня…» / 292 / А когда плотская любовь толь сильно веет и женет к смертностным вожделеніям, то равно и дух божія любви жесток, как буря, шумен, как от вина, угліем огненным и пламеньми варит, как ад жжет сердце, воскриляет и устремляет в горняя: «Жестока, аки ад, ревность». И так мило мне, когда признался Лонгин, что рушит сердце жало ревности божія и утробу ему так, как Луке и Клеопе. Признаться ли вам, что и мою утробу трогает той же пламень? Часто он угашается плотским жаром. Но кто прямо вкусил красоты горняго человека, сих любви ни вода многа угасить, ни реки потопить не могут: «Ни настоящая, ни грядущая…» «Ополчится ангел господень…» Простудит вавилонску пещь и избавит их. «Ищезе сердце мое и плоть моя…» / 301 /