Array Коллектив авторов - Ева ў пошуках Адама (зборнік)

– Так ты знал?.. – сипло спросил Змитро.

– Не сразу… У нас же в роду все черноглазые да кучерявые. А тут…

Белобрысый да сероглазый, – вполголоса ответил Кузьма.

– Галя призналась? – еще тише спросил Змитро.

– Да чего спрашивать было… Она и так после этого молча жила. Вина ее давила. Может, оттого и померла рано…

– Ты прости нас, Кузьма, – уже шепотом повинился Змитро.

– Бог простит…

Деды замолчали. Гром рокотал уже совсем близко, время от времени на землю падали крупные капли дождя. Но куст сирени укрывал их густой листвой, и, казалось, старики совсем забыли о застигшей их грозе.

– А знаешь, Змитро, – не поворачиваясь, начал Кузьма, – неправильно я жизнь прожил… Навыворот. Всю жизнь думал, что Аленку любил… Все назад глядел, а не вперед… А я ж ее давно не помню. Глаза помню, косу помню, а всю – нет… Рассыпается образ на отдельные кусочки. Нет портрета. Вот и Галю оттого не полюбил… Да и она меня не любила. Жалела… Да, жалела. Девок мне нарожала, а я так хлопца хотел!.. И когда Галя принесла Ваньку, я так обрадовался… Даже когда понятно стало, что он не мой, – виду не подал. Боялся слово сказать. Боялся, что она с дитями к тебе уйдет. А кому я нужен буду…

Змитро похлопал соседа по руке.

– Что ж теперь… Ничего уже исправить нельзя…

– А ты честнее меня оказался, хоть и злодей. Один прожил, бобылем…

Счетики под мышку – и в конторку. И бабы ж к тебе сами во двор шли, а вот – не женился. Спасибо тебе, Змитро, что Галю со двора не свел… Но сына я б тебе ни за что не отдал!

– А он и так ко мне забегал. Помогал. А хочешь еще правду? Ванька знает, что я – его батька…

– Змитро, не надо… Не добивай меня…

– Ты ж правды хотел, Кузя! Дык на!..

– Я уже ничего не хочу, Митька. Ни-че-го…

– Пошли домой, пока не поздно. А то щас линет!

Друзья детства поднялись, взяли костыли и, помогая друг другу, потихоньку покалдыбали домой. И тут хлынул не просто дождь, а ливень.

Теплый летний ливень. Он и скрыл слезы, которые катились по щекам стариков. И шли они, опираясь на костыли, как два раненых журавля. Правая нога Кузьмы осталась в Польше, левая Змитра – в Манчжурских сопках.

А на мокром песке – следы, словно человек очень широко шагал. Правду говорят: два сапога пара.

Жизни их так тесно сплелись в единый узел, что уже и не понять, кто прав, кто виноват… И в чем… И виноват ли?..

В комнату ручейком расплавленного золота, пока еще робко, словно неопытный разведчик, скользнул первый солнечный лучик, и серость раннего утра безоговорочно отступила, освободив место просыпающемуся дню. Покрытые мраком ночи предметы, будто сбросив с себя покрывало серости и безликости, в один миг превратились в цветных персонажей, подвластных лишь одному хозяину – свету. Казалось, будто на них с мольберта художника брызнули свежим, еще не выгоревшим от времени, цветом.

Смена времени суток. Время ослабления одних сил и возрождение других…

Домовенок поморщился и, широко зевнув, перебрался в сопротивляющийся наступлению света полутемный коридор. Ночь, хозяйка тайн и загадок, флирта и страсти, словно устав от калейдоскопа противоречивых чувств, сдала свои позиции, а вместе с ней на покой пора и ему – ее верному слуге.

Он не помнил, как и когда появился в этом уютном доме. Не помнил, кто он и как его зовут. Есть ли у него вообще имя? Да и знал ли он, дитя неведомых сил, что такое имя?

Просто в одну из ночей его несмышленая сущность, будто рожденная переплетением потусторонних сил и неподвластных рассудку материй, оказалась в этой, такой знакомой до боли, комнате. Лунный свет, словно расплавленное серебро, щедро лился в окно, и домовенок, не отрываясь, будто завороженный, смотрел в ночное небо. Лишь утренний свет заставил его тогда раствориться в уходящей на время темноте.

Так повелось каждую ночь. Немое общение между холодным космическим телом и существом из далеких легенд и поверий. Существом, оставшимся жить лишь на картинках детских книжек.

Иногда луна, словно устав от немого диалога, закрывалась пеленой облаков, и тогда с улицы долетал убаюкивающий шум дождя. Легкий шорох навевал истому, и несмышленое сознание растворялось в окружающих спящий дом робких звуках. Это завораживало, околдовывало, окрыляло от восторга! Может, поэтому домовенок так любил ночной дождь.

Любил… любил, пока не осознал, что в доме, кроме него, есть и другие обитатели. Мужчина, женщина, маленький мальчик… и гнетущая волна отрицательной энергии. Волна, которая с каждой новой ночью становилась все сильнее и сильнее. Она доминировала над умиротворением, заставляла быть раздражительным.