Николай Васильев - Битва при Тюренчене [СИ]

Занавес. Зал вновь притих, потом хлопает.

На авансцене появляется Чарльз, бредущий шаркающей походкой, и ведет внутренний монолог.

— Торговля. Коммерция. Черт ее побери! Получается, я — марионетка в руках всемогущего мистера Фримена? Я, потомок доблестных воинов, выпускник Кембриджа, член Геологического общества! Получается, не я буду обладать Эрнестиной и ее капиталом, а она и ее капитал поработят меня, заставят поступать против моей воли. И мне придется в скором времени вникать в суть дебитов, кредитов и учетных ставок, следить за покупательским спросом, движением товаров на рынках сырья и сбыта и прочими торговыми премудростями? Предстоит вращаться в кругу дельцов, их приказчиков и продавцов? Да я лучше поменяюсь с последним нищим у дверей магазина Фримена, чем войду в этот магазин…

А ловко он поддел меня тезисом Дарвина: хочешь выжить — изменяйся. Но в ходе эволюции у человека появилось одно очень ценное качество: способность к самоанализу. И вот самоанализ мне подсказывает: если я втянусь в сферу этих низменных интересов, мне как личности наступит конец.

Где же выход? Оставить притязания на Эрнестину и ее губительное богатство? А вдруг у дядюшки все же не появится наследник? Ведь эта миссис Томпкинс все же немолода…

Подходит к невидимой двери в дом, стучит. Выходит портье:

— Добрый вечер, мистер Смитсон. На ваше имя получена корреспонденция. Вот…

(Чарльз, перебирая конверты) — Это от Эрнестины, это от профессора Грогана, а это без подписи… Из Эксетера. От Сары? (Вскрывает, читает) — «Эксетер, гостиница Индикот». И ни строчки больше. Похоже на эту дикарку и гордячку! А ведь это приглашение. Но для чего? Заехать по дороге?

Уходит, публика хлопает.

Занавес раздвигается, открывая внутренность гостиницы. В ее левой части виден вестибюль с конторкой портье, в правой — комната Сары. За конторкой сидит хозяйка, а Сара расположилась в кресле, между топящимся камином и кроватью. Она закутана в зеленую шаль, на коленях красный плед до пола, но видно, что под этими покрывалами на Саре — только ночная рубашка. Еще деталь: одна нога ее забинтована и лежит на скамеечке.

В вестибюль с улицы входит Чарльз, одетый по-дорожному: в клетчатом костюме, плаще с пелериной.

(Хозяйка встрепенувшись) — Желаете номер, сэр?

— Нет. Я хотел бы повидаться с вашей постоялицей, мисс Вудраф.

— Ах, сэр, у бедной барышни большая неприятность… Третьего дня она оступилась и подвернула ногу. Я хотела было послать за доктором, но мисс Вудраф не позволила. И то понятно: ведь докторам платить надо, а тут, бог даст, само пройдет. Нужно лишь время.

— Значит, ее повидать нельзя…

— Господи, почему же? Вы к ней пройдите, ей и повеселее станет. Вы, должно, ей родственник?

— Мне надо повидать ее… по делу.

— Ах вот что… Вы, верно, адвокат?

— Вроде того…

— Тогда непременно к ней пройдите. Ее номер двенадцатый.

Чарльз идет через сцену, подходит к боковой двери в номер Сары и деликатно стучит.

(Чарльз входя) — Добрый вечер, мисс Вудраф. Я оказался в Эксетере проездом. Ваша хозяйка рассказала о Вашем несчастье. Позвольте, я пошлю за доктором?

(Сара, почти не глядя на него) — Не надо, прошу вас. Он лишь велит мне делать то, что я и так делаю.

— Нога болит?

— Почти нет.

— Может быть, я напрасно вас побеспокоил?

— Нет! Прошу вас! Снимите плащ, присядьте. Простите меня. Я… я не надеялась, что вы откликнитесь на мой призыв. Думала, никогда Вас больше не увижу… (Беззвучно плачет.)

— Мисс Вудраф, умоляю Вас, не плачьте…

Сара вскидывает на него сияющие глаза, и Чарльз умолкает, тонет в ее взоре. Напряжение между ними растет. Вдруг в камине падает горящее полено и несколько угольков попадают на край пледа. Чарльз хватает совок, подбирает угольки, бросая их в камин, но плед уже дымится. Он сдергивает его с колен Сары и затаптывает тлеющий край. Затем накидывает плед обратно на прикрытые только сорочкой колени и пытается расправить складки. Внезапно Сара накрывает его руку своей. Их взгляды вновь встречаются, а пальцы судорожно переплетаются. Чарльз падает на колени и начинает исступленно целовать ее губы. Сара пытается избежать поцелуев, тогда он целует ее щеки, глаза, потом шею…

(Сара слабея) — Мы не должны, не должны…

Но руки ее обвивают его плечи. Он с новой силой впивается в желанные губы, и теперь она не отворачивается. Он мнет податливое тело, прикрытое лишь ночной рубашкой, и окончательно воспламеняется. Легко подхватывает девушку на руки и несет на кровать. Потом бежит к двери, закрывает ее на задвижку, сбрасывает с себя пиджак, башмаки и спешит обратно к кровати. Свет на сцене тухнет. Со стороны кровати слышится: