Николай Васильев: Хроники тридцатилетней войны [СИ]

Санаторный срок, настоятельно рекомендованный недавно прооперированному профессору М-ского университета, доктору исторических наук Долгинову Алексею Михайловичу, подходил к концу, чему он, откровенно говоря, радовался. Нет, предписанные ему процедуры были эффективны и каждая по-своему вливала бодрость в исхудавшее за двухмесячное лежание на больничной койке немолодое тело. Однако после дневных процедур начинались «процедуры» вечерние, которые значительно снижали достигнутый терапевтический эффект. Много раз Алексей Михайлович клял себя за решение поселиться в двухместном номере, с компаньоном — «во избежание скуки». И подгадал: компаньон попался ему контактный и энергичный. Назвался этот 50-летний мужичок Борисом, категорически скрывая свое отчество («меня никто еще по отчеству не зовет!»), потом объявил, что вечерний отдых в санатории должен быть активным и выставил на стол бутылку грузинского коньяка. Алексей Михайлович с сомнением хмыкнул, но пригубив первую рюмку, был приятно удивлен: почти как памятный ему с советских времен «Варцихе»! Приметливый Борис заулыбался («Во-от! Мне в магазин его прямо из Грузии поставляют!») и начал рассказывать о себе, любимом. Первый флакон прикончили на середине этого рассказа (живого и довольно занимательного), и Боря извлек откуда-то его двойник. Профессор выставил протестующе ладонь, но сдался-таки под водопадом слов. В итоге едва заставил себя раздеться перед нырком в постель.

Вечер второй отличался от первого только тем, что в перерыве между двумя бутылками того же конька (его запас оказался у Бори феноменальным!) кореша сыграли с десяток партий в бильярд. На третий вечер Боря привел в номер еще двух мужичков и уговорил Алексея Михайловича расписать «пулю» — с непременным распитием того же прекрасного напитка. Префом закончился и четвертый вечер… И пятый…

Вечером шестого дня профессор категорически отказался от сидения в номере и двинул поначалу в бассейн. Днями он в нем уже плавал (в порядке обязательной процедуры), но вечером зашел впервые. В раздевалке он не без удовольствия осмотрел в зеркале свое длинное, похудевшее тело, потом скривился на лысину и подувядшую физиономию и, вздохнув («Когда успел так постареть?»), вышел к бассейну. Тот был красиво подсвечен лампами, но посетителями не богат: два пузатых старичка поочередно плюхались в него со стенки, а в другом конце неспешно плавали три женщины лет за 50 — смутно ему знакомые, довольно симпатичные, но, увы, полноватые (качество, которое Алексей Михайлович совсем не любил в женщинах — и в молодости и особенно теперь, в пожилых годах). Нырнув с торца, он прошел эффектно половину дорожки кролем, но быстро запыхавшись, перешел на неспешный брасс. Проплывая мимо троицы женщин, окинул их взглядом (все три пристально его рассматривали), остался при прежнем мнении на их счет и повернул обратно. Доплыв до старичков, вылез на борт, посидел некоторое время в шезлонге, осознал всю скуку этого сидения и пошел под душ.

Вернувшись в номер, Алексей Михайлович переоделся в ансамбль из черной шелковой рубашки и черных же вельветовых джинсов (еле отбившись от приглашений картежников и выпивох) и двинул в танцевальный зал, где ежевечерне звучала музыка. Но был тотчас разочарован: в зале танцевали лишь две пары (одна женская), да на стульях сидело еще около десятка женщин. Формат их был все тот же: полноватые и возрастные. Взгляды женщин оборотились к застывшему в дверях довольно интересному мужчине, но тот постоял совсем недолго и пустился прочь. Куда? В бильярдную, больше некуда. Благо, что в ней оказалась пара игроков, с которыми и удалось скоротать вечер. Так что в следующие вечера пришлось вернуться в компанию к Борису.

Вдруг в субботу все в санатории переменилось: на два дня в него были запущены совершенно здоровые и преимущественно молодые люди с целью активного отдыха! По коридорам и парковым дорожкам забегали дети, а уж бассейн ими просто кишел. Мало отставали от них папы и мамы, а также пока бездетная молодежь. Алексей Михайлович тоже пошел погулять (в субботу лечебных процедур почти не было), с удовольствием вглядываясь в молодые женские фигурки и лица. Как вдруг за одним из поворотов аллеи он столкнулся лицом к лицу с аспиранткой своей кафедры, Лилечкой Заблоцкой!

— Лиля! — воскликнул, улыбаясь, профессор. — Ты какими здесь судьбами?