Любомир Николов - Червь на осеннем ветру

Она медленно подняла глаза — в них было такое смятение и отчаяние, что Лемхович вздрогнул. «Филипп! — пронеслось в уме. — Что-то случилось с Филиппом! Господи, мой мальчик!»

— Игна… — заикнулась Марта. — Игнасио болен…

Лемхович прикрыл глаза. Тяжело вздохнул, и ему показалось, что у этого вздоха нет конца. Игнасио… Конечно же, Игнасио. Он столько лет ждал этого. В конце концов, никто не бессмертен. И, несмотря ни на что, в глубине души он таил надежду, что Игнасио окажется вечным.

— Что случилось? — голос его глухо разнесся по комнате.

— Ты же знаешь, он ждал возвращения Хуана, — заговорила быстро Марта, словно ей не терпелось переложить на кого-то свою боль. — Три дня назад он решил пойти на причал. Вбил себе в голову, что корабль Хуана непременно вернется в этот день. Попал в грозу… Вернулся, промокший до костей… Вечером у него поднялась температура. Врач пришел лишь на следующий день… сказал, надежды нет… — Она вдруг всхлипнула. — Помоги ему, Адам! Ты должен ему помочь!

— Не могу, Марта. Ты же знаешь, что не могу. Никто не может. И вообще… Что это за грустные мысли? Только из-за того, что какой-то докторишка сказал, что надежды нет? Да будет тебе! Неужели ты думаешь, что простуда так страшна нашему старому авантюристу? Или ты не помнишь, как ему было плохо? Выкарабкается, Марта! Вытри глаза и перестань плакать.

Она посмотрела на него с некоторым облегчением. Лемхович криво усмехнулся. Яд всемирной популярности отравил даже Марту. Никто другой не мог бы предсказать судьбу Игнасио, но Марта верила, что Великий Лемхович не может ошибаться. Ну и что, пусть! Пусть верит, что Игнасио поправится, несмотря на прогнозы врача. Может, и правда поправится.

— Ты уверен? — Марта протерла очки помятым платочком и пригладила волосы с проседью. — А ты не обманываешь меня, Адам? Я так испугалась, увидев его в постели…

— Поправится! — решительно отрезал Лемхович. — Ведь это же Игнасио, а не какой-то там слабак из нынешних. Да ты только представь — умереть от простуды! Да ни за что!

— Спасибо, Адам! — теперь Марта действительно успокоилась. — Звони почаще. И приезжай скорей!

— Вылетаю через два дня. Если попытаются завалить тебя делами, отбивай атаки. Я решил по крайней мере месяц никуда не ездить.

— Хорошо бы! — Она недоверчиво покачала головой. — Жду тебя послезавтра. До свидания. Пойду проведаю Игнасио.

Экран погас. Лемхович рассеянно прошелся по холлу, потом подошел к широкому панорамному окну и прислонился лбом к холодному стеклу. Он только теперь начал осознавать то, о чем услышал. Игнасио болен. Игнасио может умереть. А он… Что он ищет здесь, в этой дальней столице? Еще один научный конгресс, еще десять интервью, еще пятьдесят безликих встреч…

Внизу разливались огни вечернего города. Причудливо переплетались волнистые фасады зданий из стекла и металла, между ними темнели дремлющие массивы многоэтажных парков, по магистралям сновали машины. Вдалеке поблескивали оправленные в романтичные прямоугольники окна старых кварталов. Лемхович любил эту архитектуру прошлого века — строго функциональную, сдержанную, без модных строительных изысков. Было что-то аскетическое в некогда панельных зданиях, что-то спокойное и далекое от современной суеты.

Его взгляд скользнул за пределы старинных зданий, в направлении к темной горной цепи. На склонах поблескивали окна хижин и отелей, далеко справа, освещенная прожекторами, высилась башня старого телевизионного центра. Лемхович поморщился — картина напомнила ему о предстоящем интервью. И только он подумал, как в дверь постучали.

— Войдите! — громко произнес он.

В комнату вошла переводчица — высокая русая девушка, страшненькая, но с веселой улыбкой, которая скрадывала все остальные недостатки.

— Добрый вечер, господин Лемхович. Извините за беспокойство, я только хотела вам сказать, что мне звонили с телевидения. Машина будет ждать вас у гостиницы в десять часов утра.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно кивнул Лемхович. — Я как раз об этом думал. Не беспокойтесь, все будет в порядке. Уж что-что, а интервью я давать научился.

Переводчица смутилась, пожелала ему спокойной ночи и вышла. Лемхович устало опустился в кресло и машинально потянулся к столику, на котором лежала его любимая книга — «Классические японские танка». Раскрыл ее, не глядя в текст. Перед глазами танцевало загорелое на солнце, морщинистое лицо Игнасио.

И вдруг буквы странно проступили. Он открыл книгу на одной из танка [4] В данном случае следует читать «хокку» (нужно пояснить тонкости терминологии: танка — пятистишие, в то время как хокку (или хайку) — трёхстишие). Оригинал лишён этой путаницы. — Прим. mtvietnam Басё.